Стынь, вроде завороженный взглядом Отца, неспешно оперся спиной об ослон кресла, руки его покинули углубления облокотниц и легли сверху на них. Также медлительно раскрылись дотоль сжимаемые кулаки Бога, и он гулко вздохнув, молвил:
– Спасибо, Отец. Спасибо за Мерика… Я не хотел, чтобы он пострадал… Он или Липоксай. Я очень торопился.
– Так торопился, что даже бросил бурханище Опеча в чревоточине без указаний? Так торопился, что Лядам пришлось срочно связываться со мной, абы понять, как далее действовать? Ибо находится в состоянии скованности, далее… оставалось опасным? – вновь вступил в толкование Перший и теперь в его голосе появились нотки недовольства, и самую толику затрепетали полные губы. – Мало того, что не выполнил замыслов Родителя и не дал указание выпустить севергу в положенный срок в спутник… Так еще и бросил бурханище в чревоточине без необходимых распоряжений… Подвергнув и само судно старшего брата, и находящихся там созданий гибельности?
– Думал только о Еси, – отрывисто кинул Стынь и весь прямо-таки передернулся. – Я услышал зов Крушеца, посему и поспешил. Обаче, прибыл поздно, так как на брегу кроме мертвого мальчишки, коего ты повелел приставить к Еси никого не было. Но мальчишку… эту дрянь, убил не Дажба, а Круч… Так как Дажба пришел много позднее. Он меня даже не увидел, однако был обеспокоен… Так, где? Где, Отец, Еси? Я уверен ты хоть и исполняешь замыслы Родителя, проследил за движением девочки… Куда, Круч, ее спрятал?
– Ох, мой милый малецык, совсем не люблю я присущую или взращенную в тебе эту изворотливость, – ровно отозвался старший Димург и чуть зримо усмехнувшись, огладил перстами правой руки кожу на лбу, вызывая там рябь золотистого свечения. – Можно даже сказать она меня раздражает. Ты же прибыл на Землю не из-за зова Крушеца, а к Еси… Если бы ты не поправлял на свой лад наши… твои и мои, наши с тобой замыслы, построенные, согласно указаний Родителя, ты бы сейчас знал, где находится девочка. Но ты решил поступать по своему… Ты решил изменить наши задумки и спасти Липоксая… Хорошо, пусть в том желании я уступил тебе. Пусть позволил вывести близких девочке людей из континента, но не более того. Поколь это все в чем есть моя уступка тебе… Ибо первоочередное для меня… для тебя и вообще для Зиждителей, это Крушец. Его воспитание, взращивание, все остальное тленно. Не только планета, живущие на ней создания, но даже плоть… плоть в которой обитает ноне лучица. Сейчас нам нужно, чтобы Еси, как можно больше пережила. Нужно, чтобы она выстрадала гибель Дари, близких людей, этого Липоксая…
– Он жив! Жив! Как и все те кто был на корабле, – едко отозвался Стынь, и густо полыхнул буро-марный берил вставленный в правую бровь, единственное нынче украшение на Боге.
– Это знаешь ты, малецык… я… и наш дорогой Опечь, – неспешно роняя слова, молвил Перший и прикрыл ладонью свои глаза… Однако немедля оживилась в навершие его венца змея, и разком вскинув вверх свою треугольную голову, беспокойно оглядела сидящих напротив нее сынов Бога. – Но это не знает Еси… Девочка не ведает, что бросив бурханище в чревоточине, по зову Мерика, ты поспешил на помощь к ней. Впрочем. пришел несколько позже того момента, когда Дажба, по особому указанию Сирин-создания, спас плоть от гибели. Еси не знает, что ты перенес летучий корабль в Африкию… И смог сие сделать лишь потому как на нем не было ее, а посему не было наблюдателя Родителя Сирин-создания. Девочка уверена, что Липоксай погиб… погибли близкие ей люди… Дари и это та самая боль, трагедия, которая нужна, чтобы сплотить ее и Крушеца. Я уверен, Крушец, поддержит плоть… И мозг оттого наполнится необходимыми переживаниями, ярчайшими всплесками эмоций… всем тем, что нужно нашему малецыку. Только пережив бедствия, горести, удары судьбы, как говорят люди, девочка укрепиться нравственно, а Крушец проникнется состраданием к человеческим созданиям, сумеет стать единым с плотью, нальется силой и способностями. И тем самым ускорит процесс перерождения. Все, что ноне мы творим, по указанию Родителя, по нашим с тобой замыслам имеет значение всего-навсе для нашего малецыка… Поелику лишь в значимых бедствиях, рождаются великие… Помни это мой бесценный сын.
– Я не хочу… не хочу, чтобы Еси страдала… мучилась, – произнес достаточно требовательно Стынь, в том проявляя собственную избалованность Богами. И ходором заходили желваки на его скулах, выплескивая на щеки золотое сияние, а руки младшего Димурга вновь сжались в кулаки, очевидно, он довольно-таки сильно привязался к девочке… и не столько к лучице, сколько к самой плоти.
– Ты, малецык, не можешь, не имеешь права того хотеть, – мощная властность выдохнутая Першим, объяла всю залу.
И тотчас в своде закачались туды… сюды облака… степенно во время тяжелого разговора Зиждителей растерявшие и пурпурность, и желтизну, похоже, смешавшись в более яркий единый цвет, близкий к рыжему тону.
– Теперь надобно думать только о лучице, – продолжил свои толкования старший Димург, непререкаемо-авторитарным тоном, и медлительно убрал руку от лица, опустив ее на локотник трона. – О том, что лучше для Крушеца. Достаточно того, что он пережил в прошлой жизни. Чуть было не погиб по моей вине, так долго болел. Сейчас надобно создать такие условия, чтобы малецык мог проявить свои способности и сумел извлечь из плоти… из ее существования все самое необходимое для себя. Потому откинь привязанность к девочке, и вспомни о Крушеце… О том, что тебя с ним связывает. Посему… поколь… поколь девочка будет находиться в руках Круча, что полезно им всем троим… И Еси, и Крушецу, и Кручу… Чтобы первая переработала пережитое, а двое других почувствовали свою божественность. Я не сомневаюсь, Крушец сумеет успокоить девочку, он вельми мощный уже даже сейчас. А потом… потом когда я решу, что пришло время… Или увижу, какую опасность для самой девочки, я тебе малецык скажу, где она находится. И тогда вступишь ты, со своими замыслами. Уже со своими замыслами и трепетными чувствами к Еси, оные она ощущает… оные переполняют ее плоть. Потом, моя бесценность, будет прибытие посланцев Богов и золотые времена. А дотоль… для меня существует один Крушец… Наш милый, дорогой малецык.
Стынь резко дернул на себя ноги, подгибая их в коленях и незамедлительно облачное сидение, на котором они возлежали, опустилось к полу, будто растворившись в его глади. Бог также стремительно поднялся с кресла и испрямив стан легохонько качнулся вправо… влево, судя по всему, будучи весьма утомленным.
– Я не обещаю тебе, Отец, что перестану искать Еси, – как-то дюже мрачно и приглушенно дыхнул младший Димург и теперь качнулся более значимо.
– Мне не нужны твои обещания, – немедля отозвался Перший, и также торопливо поднялся со своего деревянного трона. – Тебе в любом случае не удастся найти девочку, абы Асил достаточно плотно ее укрыл. Поверь, мой любезный, пробиться сквозь ту защиту доступно лишь мне… Ее не сможет пробить даже Небо, не то, что ты… А ты… ты покуда лучше остынь. По всему вероятию, мы с Родителем поторопились в отношении твоего состояния… и ты, не столь бодр, как таковым кажешься.
Старший Димург медлительно шагнул в направлении сына, и, протянув к нему руки, нежно его обнял, прижав с трепетом… волнением к себе. И не мешкая змея в венце Бога, суетливо дернулась вниз, и, дотянувшись до головы Стыня, полюбовно облобызала его курчавые волосы своим долгим, раздвоенным языком.
