– А можно мне яблока… такого, чтобы было вельми кислым.
Нежить энергично вздела голову и удивленно воззрилась на юницу. В ее желтых, схожих со звериными, очах нежданно яро блеснули черные вытянутые зрачки, своим блеском придав итак неблаговидному лицу Ночницы-эка еще большего безобразия, отчего Есислава не только не мешкая убрала от нее руку, но и благоразумно отступила назад. Вероятно предположив, что создание сейчас кинется на нее.
– Еси, – молвил Перший, не приметивший, что девушка толкует с нежитью, и пробудившийся от собственных мыслей только потревоженный взглядом Асила. – Ты, что-то хотела от Ночницы-эка. Она тебя не слышит, – и тотчас воззрился на девочку.
– Еще и не слышит? Кошмар, – протянула Есинька, оглядывая голову нежити, у каковой и впрямь не просматривалось ушей. – Не мудрено теперь, что твои народы Перший, такие немногословные, ибо их растили глухо-немые творения.
Теперь громко засмеялся Асил так, что слегка потряс тем звуком стены комнаты, а днесь окрасившиеся в розоватые полутона круги за векошкой вдарившись в стеклянную люкарню, кажется, и вовсе ее качнули.
– Малецык тише, – строго дыхнул в направлении брата Перший, одначе и сам широко просиял словам девушки. – Нет, моя любезная девочка, Ночницы не растят детей. Эти создания всего-навсе прислуживают мне. Это первое и совсем не удачное творение Мора, остальных он создавал под моим присмотром, и они получились замечательно-умными созданиями. Ночницы когда-то жили и у Вежды, поелику малецык, дюже любящий брата не смог ему отказать и принял их к себе в услужение… Но погодя Вежды их всех перевел… Точнее их перекроили бесицы-трясавицы и криксы-вараксы, коль мне не изменяет память, создав из них хитников. Которые ноне исполняют все поручения Вежды в его чанди, космическом судне, – пояснил Бог, – и являются достаточно бойкими существами.
– Надеюсь хитники, выглядят много приличнее Ночниц и Трясцы-не-всипухи, – проронила Еси.
Девушка с тоской глянула в след так и не дождавшейся распоряжений нежити, да туго вздохнув, досказала свою просьбу уже старшему Димургу:
– Перший, попроси Ночницу-эку принести мне яблоко, если можно, такого… чтобы было непременно кислым.
– Почему же ты не попросила раньше? – огорченно вопросил старший Димург, и, отклонившись от ослона кресла, резко дернул головой в сторону уходящей нежити. – Ночница-эка, – дюже властно и одновременно громко молвил он, – принеси девочке свежих кислых плодов.
Нежить на малость застыла уже почти подле серебристой завесы, повернулась в сторону Бога, и, выслушав его повеления, как-то вельми прерывчато затрясла головой, отчего казалось еще миг и она у нее отвалится.
– Да, все, что снизит тошноту, ты правильно мыслишь, – ответил, по-видимому, на вопрос Ночницы-эка Перший, – да не тяните с доставкой, – уже и вовсе сурово добавил он.
Нежить немедля шагнула вперед и пропала в завесе, а Есинька сойдя с места, направившись к креслам, на ходу отметила:
– Но ты с ними как-то говоришь Перший. Тебя они, что слышат?
– Несколько по-иному слышат… Не так, как в общем живые существа, – отозвался Бог.
Он неспешно качнул головой и повел рукой направо, не позволяя девушке, как она хотела подходить к люкарне, а повелевая опуститься в кресло. Еси еще раз взглянула на пульсацию форм и цветовой гаммы за стеклом люкарни, жаждая подойти и насладиться теми видами, но не стала противоречить распоряжению Першего, двинувшись к креслу на которое он указал.
– Ночницы, – продолжил свои объяснения Димург. – Как бы считывают вибрацию воздуха при движении губ, улавливая их всей поверхностью кожи своего лица. Потому надобно говорить громко и не шептать… Это несколько утомляет… Помню Вежды мне многажды раз жаловался, что ему абы дозваться Ночниц приходилось кричать, чем самым он оглушал другие существа в своем чанди, и у тех появлялись головные боли… Последней каплей в существование Ночниц у Вежды стал случай, когда к нему в гости прибыл Седми. И малецык никак не мог добиться от одной из них исполнения какого-то поручения. Вежды тогда так раскричался, что заболела голова не только у Трясцы-не-всипухи, коя там присутствовала, но, как я понял, и у самого Седми… Ну, а так как Седми весьма скор в общение с теми, кто его не понимает, он просто нежить уничтожил. Как говорится, дабы не мешала. – Бог смолк и заулыбался, понеже остановившаяся в шаге от него юница, задорно засмеялась, представив себе только, что озвученную сцену. – Кричать нельзя, – умягчено дополнил Перший. – Шептать тоже, просто громко и четко говорить. Что у Вежды, судя по всему, плохо получалось.
– Зато хорошо получилось, у малецыка Седми, – низко отозвался Асил и кожа его пошла густыми переливами сияния, он, очевидно, хотел засмеяться, но помня недовольный возглас старшего брата, решил благоразумно сдержаться.
– Это точно, у Седми получилось замечательно, – согласился Димург, с не меньшим теплом взглянув на Асила. – Седми вообще не приемлет бестолковых аль слишком мудренных существ. Я, конечно, тоже хотел бы избавиться от Ночниц, потому как общаясь с ними выработал дурную привычку говорить громко. На каковую мне не раз жаловалась Кали-Даруга, досадливо отзываясь, что она не глухая… Но, мой милый Мор, с особой тщательностью восстанавливает, всяк раз, Ночниц думая, что они мне очень надобны, понеже я с их бытием уже смирился. А по поводу Трясцы-не-всипухи, это было творение Вежды… И быть может они на твой взгляд, девочка моя, не дюже красивы, одначе, уникальны своими врачевательскими способностями. Подобных тем, что живут у Димургов Вежды, создал и для Расов, и для Атефов.
Еси нежданно резко качнулась вправо… влево, и, вздев руку, надавила перстами на висок, дрогнувшим голосом молвив:
– Только у Асила они несколько грубо рвут кожу, у меня до сих пор шрам под грудью не прошел… фу, – дохнула туго она.
Перший торопливо протянул к ней левую руку, и, придержав за предплечье, взволнованно ее оглядел.
– Все хорошо, – по-доброму глянув на Господа, произнесла девушка, убирая пальцы от виска. – Просто резкая боль… Кажется, она становится все более частой.
– Мне очень жаль, Есинька, что ты ощутила боль при лечении ваканами, – нежно протянул Асил и его допрежь довольное лицо, также мгновенно, как пронзившая юницу боль приобрело виноватое выражение. – Когда мы прибудем в Млечный Путь, я все твои страдания разъясню. Ну, а шрам милая моя, постепенно рассосется, как и иные.
Есислава смущенно покосилась на старшего Атефа, внутри ощутив досаду на свои слова, в каковых она сызнова припомнила вину пред ней Бога. Ту виноватость Асил не скрывал не только пред Першим, но и пред девушкой, она наблюдалась в его движениях, в изменение цвета кожи лица, форме глаз, она слышалась в его речи. И было наглядно видно, как он переживает, как мучается от мысли, что по его недогляду с девочкой и как итог с лучицей произошла такая беда… Беда чуть было не стоявшая им жизни и ноне все еще не отступившая, все еще нависающая, пугающая. Еси жаждая переменить ту неприятную для всех тему разговора, нежно огладила левыми перстами расчертивший руку Димурга шрам и с грустью в голосе вопросила:
