– Ладно… понял, – днесь Перший сызнова заговорил слышимо, и малозаметно качнул головой, точно не переставая тревожиться за девочку, а может не соглашаясь с решением лекарей. – Если возникнет, какая заминка сразу погрузить в сон… А где Дрема? Ее, что Стынь не прислал?
– Ноне же явится Господь Перший, – скрипуче ответила Трясца-не-всипуха, опять же слышимо для девочки, и, подхватив под руку, принялась помогать ей сесть в кувшинку. – И не волнуйтесь Господь Перший, все будет благополучно.
– Ты, что уйдешь? – встревожено проронила Есинька и черты ее лица дрогнули, а засим сотряслась и вся плоть. Обаче она все же медленно воссела в глубины люльки, и единожды с тревогой воззрилась на Бога.
– Девочка моя дорогая, – мягко и убедительно сказал Перший, нежно взглянув на девушку, и тем передавая ей уверенности, да провел дланью по поверхности своих черных волос, одновременно скрывая собственное волнение. – Я не могу тут находиться, ибо у меня есть обязанности, а во-вторых не должен мешать мастерам. Но как только все закончится, приду к тебе. Прошу тебя, не волноваться, все будет благополучно, безболезненно. Ежели, что-то пойдет не так мне сразу о том доложат, и я бхарани спустя буду тут.
– Ну, хорошо, – усмиряя в себе тревогу, протянула Есислава и кивнула, понимая, что неможно требовать от Зиждителя постоянного присутствия подле себя. Одначе, жаждая оправдаться в его глазах, негромко дополнила, – просто это страх.
– Я понимаю моя бесценность, но ты не страшись, – отметил Бог и еще раз оглядел ее с ног до головы. Он малость еще смотрел на девочку, засим пыхнул короткой волной в сторону старшей бесицы-трясавицы, – жду вас с обозрением, – да неспешно развернувшись, пропал в завесе.
И немедля в Еси внутри все туго застонало, как всегда при расставании с Богом, к которому она не просто привязалась, а была после пережитого точно прицеплена. И с этим стенанием, сама она, дернувшись вслед ушедшего Першего, поднялась с кресла.
– Садитесь госпожа, садитесь, – низко скрипнув молвила Трясца-не-всипуха и бережно придержав девушку за левую руку и спину, принялась помогать располагаться в кресле, вернее даже укладываться.
Вязкость полотна люльки будто втянула в свои глубины тело юницы, враз присосавшись к ее рубахе, коже спины, рукам и голове. Есинька ощутив мгновенно наступившую неподвижность, точнее даже стянутость переплетенную веревками, испуганно зыркнула на бесиц-трясавиц, вставших с одной и иной стороны кувшинки, и с трудом различая, кто из них старшая, надрывно затрепетавшим голосом дыхнула:
– А, что вы будете делать?
– Не нужно бояться и тревожиться госпожа, – проскрипела стоящая слева от девушки, по-видимому, Трясца-не-всипуха. – Ни я, ни Огнеястра, – указывая враз тремя перстами с небольшими бугорками в навершие без ногтей на стоящую справа от нее бесицу-трясавицу, – ни Лидиха, – теперь перста указали на ту, что стояла напротив них, – не сделаем вам больно. Все пройдет скоро, и вы ничего не почувствуете. Не стоит волноваться, абы это вредно для вашего плода.
– Легко сказать, не волноваться, – ворчливо отозвалась Есислава, чувствуя, как от тревоги мелко задрожал во рту язык и резко дернулся в сторону подбородок, а кожа на теле покрылась крупными мурашками. – Если бы ты пережила все, что я… И вакан, и Родителя. Ты бы так не говорила. Вообще удивляюсь, что я тут делаю, надо убежать.
– О, нет, госпожа, убегать нельзя. Ибо тады Господь Перший будет огорчен в отношении вашего поведения, и весьма сердит на нас, – теперь и вовсе заскрежетала Лидиха, и юница приметила, что хотя бы голосами бесицы-трясавицы разнятся.
Лидиха неторопливо провела пальцами по краю люльки, нежно так оглаживая ее и тотчас она, дрогнув, мощнее втянула в себя Еси.
Завеса, скрывающая вход в худжру, пошла малой водовертью и из нее выступило и вовсе маленькое существо, едва ли выше отрока восьми лет. Морщинистой мордашкой создание вельми походило на старушечку, также не отличное от человеческого вида, и на удивление девушки, было обряжено точь-в-точь, как одевалась у дарицев более низкая, простая прослойка людей. А именно в цветастый сарафан, сшитый из семи полотнищ ткани, собранных мельчайшими сборками в верхней его части, широкие лямки которого обшивались цветной тесьмой, да белую с вышивкой по вороту рубаху, прикрывающую руки до локотков. Вместе с тем и кожа, и вещи существа были не яркого, а вспять блеклого, прозрачного цвета посему чрез них просматривалась колыхающаяся зябью завеса. Долгие седые, распущенные волосы, укрывающие голову и часть спины, казались такого же мерклого цвета, а на плоском лице поместился вздернутый кверху нос, столь задранный, что на собеседника попервому зыркали две круглые ноздри, и лишь потом крупные яркие синие глаза, без радужки и зрачка, очерченным по овалу тонкой серой линией был рот с голубыми и широкими губами. Существо неспешной поступью направилось к стоящей Лидихе, а поравнявшись с ней недвижно и как-то враз застыв подле, вздернула ввысь головешку и уставилась в единственный глаз Трясцы-не-всипухи стоящей супротив нее, своими словно обиженно-расстроенными синими очами.
– Должны тебя ждать, да, Дрема? – пискляво-скрипнула явственно недовольная Трясца-не-всипуха. – Пожалуюсь на твою нерасторопность Господу Першему, каковой шибко быстро тебя вразумит. Как надобно себя вести в отношение к госпоже.
– Мяне сдержал Господь Стынь, май Творец, – отозвалась мягким, песенным голоском Дрема и вызывающе полыхнула синевой света в сторону старшей бесицы-трясавицы.
– Чего, ты брешешь? Аки витряник, – туго заскрежетала, точно ломая ледяной настил своим голосом, Лидиха и не менее негодующе, чем стоящая напротив нее Трясца-не-всипуха глянула на создание, относимое дарицами к духам, не всегда добрым. – Господь Стынь ономнясь тут был и гневался, что тебя нет.
– А.., – наконец отозвалась и Огнеястра, глас у которой был резко-отрывистым. Она глянула на духа сверху вниз, при том порывчато прижала пясти к груди, точно страшась за их существование. – На Дрему нужно пожаловаться Господу Стыню, а не покрывать ее нахальство. И тогда она перестанет думать, что единственна и неповторима, прекратит своевольничать, а будет исполнять все в точности, как велел Господь Перший… Ее самодурничество меня все время выводит из равновесия и раздражает.
– Сие не самодурничество, – немедля парировала Дрема, обдавая, махом выпорхнувшим из обоих очей, густо-синим сиянием бесиц-трясавиц, отчего они моментально дернули вниз головами, стараясь скрыть от плывущего света не просто очи, а и сами лица. – Сие коловратность. Я вжо прыбыла, як и было загадана, ровна да часу вмешання.
– Тебя, верно, пригнал Господь Стынь, а не сама ты явилась. Уж мы знаем, как ты являешься. Да и потом, Господь Стынь прежде чем покинуть худжру, куда намедни приходил, велел сопровождающему его Мерику срочно тебя разыскать и направить сюда, – несогласно скрипнула Трясца-не-всипуха, еще ниже пригнув голову и основательно прикрыв свой глаз.
– Мерик няхай допрежь таго аки мяне гнаць, сымет кинжал са паясы, – сердито дыхнула Дрема и сияние ее очей многажды усилилось, отчего пред ними даже появилась легкая дымка. – Яно як ня яму було падаравана, и не раз паказано вертать назад.
