Джессика с Карой были просто ошеломлены.
Но ты же можешь понимать нас! — в конце концов сказала Кара.
Да, — ответила Регина, передавая Каре легкий холодный
напиток. — Я читаю по губам. И могу слышать определенные звуки, только они для
меня совершенно бессмысленны. Мне это описывали как что-то вроде радио, которое
не вполне настроено на волну.
Бедняжка, — с предельной искренностью сказала Джессика. —
Как это, должно быть, для тебя ужасно.
Ну, это не так уж плохо, — сказала Регина. — в том смысле,
что нельзя же горевать о том, чего у тебя никогда не было. Я глухая с рождения.
И в этом есть свои преимущества. Я не должна слушать ни эти занудные лекции, ни
рекламу по коммерческому телеканалу. Но есть, конечно, и невыгодные стороны. Я
вот все время думала, не пригласить ли мне на этот вечер какой-нибудь оркестр,
чтобы он поиграл тут... Ну, надеюсь, вы не огорчены.
Да все в порядке, — отозвалась Кара. — Единственный приличный
оркестр в наших краях — это группа под названием «Друиды», только они временно
вышли из строя. — В ответ на непонимающий взгляд Регины Кара пояснила: — Их
гитарист, Макс Делон, засажен за учебники до тех пор, пока не исправит свои
отметки в школе.
Нам придется обойтись записями моего брата.
Регина показала на контейнер рядом со стереопроигрывателем,
в котором содержалось достаточно альбомов с пластинками, чтобы поддерживать
работу какой-нибудь радиостанции этак полгодика. Похоже, Регина настолько спокойно
относилась к своему дефекту, что Джессике в это почти не верилось. А потом
вдруг ужасная мысль закралась в ее сознание.
А Николас тоже глухой? — спросила она.
Нет, я не глухой.
Джессика развернулась и впервые увидела живое воплощение
Адониса[2]. Как и Регине, Николасу
Господь подарил черные волнистые волосы, которые он зачесывал назад, и они
волнами ниспадали на плечи. А лицо его, от пронизывающих насквозь, глубоко
посаженных изумрудно-зеленых глаз до ямочки на подбородке, должно было
заставить любого мужчину-фотомодель просто сгореть от зависти.
Он подошел прямиком к Джессике и крепко пожал ей руку.
С моей сестрой, я вижу, вы уже познакомились. А я Николас
Морроу.
Джессика Уэйкфилд.
Она метнула быстрый взгляд в сторону Кары, которая,
правильно поняв ее сигнал, перекрыла Регине дорогу у бара, где они и продолжили
свой разговор. Снова повернувшись к Николасу, Джессика искренне сказала:
Надеюсь, вас не обидели мои слова? Просто я никогда раньше
не встречала глухих... Ну вот и сорвалось с языка.
Поверьте, я слышал вещи и похуже. Я рад, что вы искренни в
своих чувствах. Многие люди просто бросаются прочь от Регины из-за ее глухоты.
Она, по-моему, вполне неплохо с ней справляется, но все же,
думаю, это ей дается нелегко.
Моя сестра — человек очень стойкий, — с явной гордостью в
голосе сказал Николас. — Когда она была маленькой, это и в самом деле было
тяжело. Детишки, знаете ли, дразнили ее и все такое. И ей пришлось стать
стойкой, чтобы выжить, и она этого добилась, научилась читать по губам и смогла
как-то устроиться в том, что глухие называют «миром говорящих». Она посещала
специальную школу, пока не дошла до последнего из младших классов. А потом она
попросила наших родителей позволить ей ходить в обычную школу. Ну, мама была
категорически против этого, но Регина твердо стояла на своем и победила.
Пока Николас говорил, Джессика внимательно изучала его. Нет,
не просто физические черты делали его таким привлекательным, его главная
притягательная сила шла изнутри. В нем ощущался дух интеллигентности,
проявлявшийся в том, с какой уверенностью в себе он держался и говорил. В нем
не было и намека на искусственное стремление оглушить собеседника
доказательствами того, какой он богатый и красивый.
Николас мельком взглянул на Регину, внимательно наблюдавшую
за губами Кары.
В Бостоне у моей сестры все получалось просто здорово, —
сказал он. — Надеюсь, что и здесь дела у нее пойдут так же замечательно.
— Вы по-настоящему о ней заботитесь, да?
Николас посмотрел на Джессику и кивнул.
Она на редкость особенная девушка.
Тогда я первым делом, вот прямо в понедельник утром,
прихвачу ее с собой и представлю всем нашим девушкам из «Пи Бета Альфа».
А это еще что такое?
Ну, это значит: «Пи Бета Альфа». Самый лучший женский клуб в
школе Ласковой Долины. Я — президент и, немного поднатужившись, думаю, смогу
добиться, чтобы Регину приняли к нам.
Джессика подняла взгляд на Николаса, ища его одобрения,
однако лицо его было напряженным.
Регина не нуждается в вашей жалости, Джессика, — сказал он и
двинулся в сторону.
Да я и не жалею ее, — сказала Джессика, защищаясь. Николас
остановился, чтобы выслушать ее. — Честно говоря, я ей немного завидую. Такая
очаровательная девушка может составить серьезную конкуренцию. — Не могла же
Джессика признать, что основным поводом ее помощи Регине было желание
понравиться Николасу. Впрочем, на Джессику тоже произвело впечатление мужество
его сестры, и у нее было ощущение, что Регина и сама по себе может ей
понравиться. — Да вы кого угодно можете здесь спросить. Я очень придирчива, у когда
дело касается моего поручительства для вступления в «Пи Бета Альфа».
Николас шутливо всплеснул руками.
Признаю себя виновным в превышении своих прав старшего
брата. Полагаю, я и в самом деле хватил через край. Просто дело в том, что это
— ну, насчет жалости — раньше уже бывало и слишком часто. — Он положил руку на
плечо Джессики. — Прошу меня извинить.
В этом нет нужды, — просияв, сказала Джессика. — У меня тоже
есть старший брат, по сути дела, ваш ровесник.
А откуда вы знаете, сколько мне лет? — с любопытством
спросил Николас.
О, по-моему, отец мне рассказывал, — пояснила Джессика. — Он
оформлял все бумаги по этому вот дому для вашего отца.
Да, верно. Мне так и показалось, что фамилия Уэйкфилд звучит
знакомо. А сестры у вас есть?
Да, есть сестра, Элизабет. Мы с ней двойняшки.
Да ну? — Глаза Николаса расширились. — Я бы хотел и с ней
познакомиться.
О, она здесь будет с минуты на минуту, — сказала Джессика,
ощутив при этом легкое чувство вины, что не дождалась ее.
Ну ничего, Элизабет ее поймет. Раньше-то всегда понимала.
3
Элизабет Уэйкфилд изо всех сил старалась вспомнить, что же с
ней произошло. Но после того, как она села в свой автомобиль, ей вообще ничего
не припоминалось. Сквозь удушающий туман, заполнивший ее сознание, она усиленно
заставляла себя попытаться сосредоточиться, но голова у нее кружилась и тело
онемело. Она понимала лишь то, что на ней была бело-розовая полосатая форма
добровольцев, помогавших в больнице, и что она выходила из двойных дверей
бокового выхода больницы Фаулера. Ее встретил холодный и сильный порыв ветра, и
она сразу пожалела, что оставила в машине свой свитер. Но это было вполне
попятное упущение: когда вскоре после полудня она вошла в больницу, день был
ясным, теплым и солнечным — вот она и решила, что свитер ей не понадобится. Но
к тому времени, когда она уходила, над головой уже были грозовые тучи.
