Наплевав с высокой колокольни на моральную сторону событий, танцовщица, меж тем, села лицом к зеркалу, оперлась на руки и раскинула приподнятые выпрямленные ноги, демонстрируя одно из упражнений аэробики, которые Темпл сто раз видела по телевизору. Мужчин, конечно, этот номер заинтересовал гораздо больше, чем ее, тем более, что на стриптизерше не было ни трико, ни лосин. Один, с дальнего столика, потихоньку подошел поближе и теперь стоял возле самого подиума. Темпл заметила его не раньше, чем его увидела стриптизерша, которая, кажется, была занята разглядыванием чего-то поинтереснее.
Улыбаясь, танцовщица повернулась к мужчине, подняла свои роскошные волосы обеими руками, присела, расставив ноги, и выразительно задвигала бедрами. Поскольку сцена находилась примерно на уровне лиц сидящих за столиками, это придавало выражению «прямо в рожу» новый пикантный оттенок.
Затем стриптизерша опустилась на край сцены, обняла своего пылкого зрителя одной рукой и начала шептать что-то ему на ухо, другой рукой теребя резинку своих стрингов, бесстыдно оттягивая ее и как бы предлагая засунуть свернутую купюру в эту нейлоновую банковскую ячейку.
— Подвязки, — грустно сказала Темпл, ни к кому конкретно не обращаясь, — прошли долгий путь эволюции, детка.
Рут рядом с ней только молча потрясла головой.
Ко времени, когда мисс Дикарка покинула сцену, провокационно нагнувшись перед уходом, чтобы поднять с пола платье, ее стринги со всех сторон топорщились свернутыми купюрами, торчащими из-под резинки, что придавало ее имиджу «дикарки» дополнительный красочный оттенок.
В следующие несколько минут была объявлена еще одна танцорка, затем другая… Имена некоторых из них звучали, точно воплощенная мечта родителей: Беркли, Мэдисон, Трэйси… Другие демонстрировали любовь к алкогольным напиткам: шампанское, бренди, текила… Темпл отметила, как много девушек избирали в качестве псевдонимов названия городов: Финикс, Майами, Вичита — эти имена, с одной стороны, сохраняли анонимность, с другой — привязывали артистку к местности, которая, возможно, была ее домом. Правда, никто не назвался Тампой — возможно, потому, что это звучало слишком похоже на «тампон».
Каждый номер длился на сцене всего четыре-пять минут, ровно столько, сколько звучала песня в динамиках. После него девушки меняли дислокацию — отправлялись в зал танцевать на столике или барной стойке, заигрывая с посетителями, сидящими там. После нескольких номеров Рут заявила, что сыта по горло. Темпл поднялась из-за стола вместе с ней, и Линди последовала за ними. Однако, вместо того, чтобы направиться к выходу, она повела их, петляя между столиками, оккупированными разгоряченными мужчинами, куда-то в глубь помещения. Рут, также как и Темпл, нервничала, поскольку они заслоняли обзор сидящим и мешали наслаждаться зрелищем. Они обе, согнувшись, пробирались за Линди, точно утята, боящиеся отстать от мамочки, и, наконец, с облегчением нырнули в открытую дверь с правой стороны от подиума.
Они оказались в женском туалете, таком запущенном, что определение «дамская комната» вряд ли к нему подходило. Гораздо уместнее было бы назвать его дамским сортиром. Серые кабинки, покрытые граффити, точно татуировкой, единственная раковина с тусклым зеркалом над присыпанной пудрой полкой. На двери одной из кабинок красовалась надпись, составленная из самоклею-щихся цветных букв, обведенных сверкающими фломастерами, которые так любят маленькие девочки: «Трон Теды».
Кроме обычного автомата для тампонов, на стене висел парфюмерный автомат, призванный освежать работниц подиума в перерывах между тяжким трудом. Помимо всего прочего, помещение было странной формы, по-видимому, выгороженное из того, что осталось при планировке клуба, да к тому же проходным — Линди провела своих гостей из него прямо в узкую длинную гримерку. В дальнем ее конце у стены размещались металлические шкафчики для одежды, как в спортивных раздевалках, а по обе стороны шли прилавки с зеркалами, обрамленными лампочками для макияжа. Единственная пара стульев была отодвинута далеко от этих прилавков — здесь явно было не то место, где можно спокойно присесть к зеркалу и аккуратно наложить грим.
Трое или четверо почти безгрудых танцовщиц разной степени сценической обнаженности возились у зеркал, колдуя над своей внешностью. На прилавке перед ними зияли распахнутые спортивные сумки, содержимое которых вываливалось наружу — баллоны с лаком для волос, трусики, шпильки и косметика.
Посетители женского пола были приняты здесь с распростертыми объятиями, точно старые подружки.
— Ну, как? — блондинка с отросшими, как у Мадонны, черными корнями волос, повернулась на каблуке перед гостями, демонстрируя свой наряд: пурпурный пояс для чулок, отделанный черным кружевом, был единственной вещью, которая прикрывала стринги и поддерживала черные ажурные чулки. Когда она повернулась спиной, стало видно, что на подвязках сзади отсутствуют застежки. — Болтаются. Может, заправить их под пояс?
Пока она показывала, что имеет в виду, Темпл прикинула, через сколько секунд энергичные движения ее бедер на сцене заставят вывалиться не только заправленные под пояс пажики, а вообще все, включая самые интимные части ее тела.
— Нет, это тупо, — сказала высокая рыжеволосая девушка, одетая во флюоресцентные стринги и какой-то лоскуток сверху. Лоскуток изображал маечку, которая так долго мокла под дождем, что страшно села. — Приколи их к чулкам булавками.
— Нету!.. — трагически воскликнула блондинка.
— Сейчас поищу, — рыженькая начала рыться в своей огромной сумке, но, кроме разрозненной косметики и деталей сценических костюмов, ничего не нашла.
Блондинка повернула к зеркалу свою практически голую попку.
— Мне точно надо чем-то прикрепить чулки, — решила она. — Чтобы не сваливались и лучше смотрелись.
Во имя женской солидарности, Темпл поставила свою сумку на стул и раскрыла ее. Она всегда носила с собой массу необходимых вещей. Из пухлой жаккардовой косметички была извлечена большая булавка с прицепленной к ней связкой булавок поменьше. Темпл воздела связку над собой, как скальп врага:
— Есть!
Блондинка кинулась к ней, незакрепленные подвязки болтались сзади, как два хвостика:
— Ура! Спасибочки!
Она схватила две булавки, которые Темпл отцепила и протянула ей, изогнулась, прикалывая подвязки на место, и затем победно выпрямилась:
— Как я выгляжу?
— Э-э… Потрясающе, — сказала Темпл.
Рут не сказала ничего, очевидно, слишком шокированная, чтобы выдавить из себя хоть слово.
— Отлично, цыплятки, — новый голос, глубокий и низкий, раздался в гримерке. — Мамочка принесла вам свежих зернышек!
Довольно полная женщина с неприметным лицом, одетая в свободные черные слаксы и такую же блузу, вошла в гримерку. Атмосфера вокруг нее незримо наполнилась быо-Щей через край энергией и ласковым юмором. Она водрузила огромный баул камуфляжной расцветки на прилавок и, подвинув к себе один из стульев, плюхнулась на него.
