Я выбралась из-под одеяла и включила кондиционер (пора проветрить затхлую комнату!), потом проверила, дышат ли Ребекка с Ральфом (знаю-знаю, это глупо!), и остановилась у двери в ванную. Я задумалась: постучать? ворваться без стука?
Сжав ладонью старую латунную ручку, я вспомнила, что мы с Калебом «стоим на границе», и почувствовала, как краснею – от удовольствия и, признаться, смущения. Для меня все это было столь ново, но так приятно… И мое тело спокойно приветствовало перемену.
Выбрала я нечто среднее: сначала тихо постучала, а затем, не дождавшись ответа, открыла дверь.
– Привет, – сказал Калеб.
– Привет. Не спалось? – Я подошла к зеркалу и вытерла его полотенцем.
– Не-а. Меня папа разбудил своим сообщением. Он вроде как злится.
Стеклянная дверь запотела ровно настолько, что за ней я могла различить лишь неясную тень. Но я поняла, что Калеб моет голову.
– Из-за чего?
– Ну, судя по всему, из-за того, что я один сбежал в горы с Провидицей. А так главе нашего клана вести себя не подобает. – В его голосе послышалась насмешка. Он злился на своего отца, и мне это не нравилось. Я уселась на один из шкафчиков.
– Прости. Ты это ради меня…
– Я не жалуюсь. Просто иногда он забывает, особенно при разговоре по телефону, что мне больше не пятнадцать и не нужно меня постоянно пичкать правилами. Мы же не отдыхать улизнули, а спасать твоих друзей.
– Прости, – пробормотала я снова.
Он высунулся из-за двери.
– Не извиняйся. Ты Провидица, черт возьми, и можешь делать все, что душе угодно. – Калеб расплылся в улыбке. – Кстати, – он закрыл дверцу, прежде чем продолжить, – тут только две зубные щетки. Давай одну поделим мы, а другую отдадим ребятам?
Делиться с ним зубной щеткой? Я никогда еще об этом не думала. А у женатых что, принято чистить зубы одной щеткой?
Сквозь шум воды послышался насмешливый голос Калеба:
– Не парься из-за этого, детка. – Он снова высунул голову. – Мой язык уже побывал у тебя во рту. А твой – у меня. Бактериями мы обменялись. Не велика беда.
– Знаю, – ответила я и усмехнулась, будто вовсе не разволновалась. – Я это знаю.
Калеб рассмеялся и вновь исчез в душе. Я вынула из упаковки зубную щетку. М-да, такой дешевки я еще не видела. Затем почистила зубы и смыла с лица остатки сна и черную крошку туши под глазами.
– Какие у нас планы на сегодня?
– Двинем ко мне, как только все проснутся. Уотсоны наверняка ждут, что мы туда поедем. Надо будет только незаметно провести ребят в дом. А потом решим, что дальше. Я просто еще не понял, что у Уотсонов на уме: следят они за нами или просто балуются, понимаешь?
Я вздохнула.
– Когда же они зарубят себе на носу, что с Джейкобсонами шутки плохи?
Калеб снова засмеялся и выключил воду.
– Дай-ка мне полотенце, детка.
Я бросила ему полотенце. Через несколько секунд Калеб предстал передо мной: по коже стекает вода, а он довольно ухмыляется. Он ждал, что я засмущаюсь, струшу, как во дворце, но во мне что-то изменилось. Теперь верх надо мной брало мое тело. Я больше не защищалась. Я шла в бой. Осторожнее, Калеб, не то окажешься на лопатках.
Я прошла к нему по влажному полу и погладила татуировку-звездочку на его плече.
– А эта к чему?
– М-м… восстание?.. – Он усмехнулся. – Я всегда хотел больше татушек в тему с луной, ну, символом нашего клана. Папа от этого был не в восторге, пускай и самую первую мне подарило собственное тело. – Калеб потер запястье. – Жалость какая. Но он смирился, потому что мама за меня заступилась, а с мамой он долго ругаться не может.
– Еще бы! – Я вспомнила, как Питер шлепнул ее пониже спины в летнем домике. – Спорю, твоя мама умеет убеждать.
Калеб качнул головой на душевую:
– Пойдешь?
Я кивнула.
– Зубная щетка на раковине.
Опять же – если он думал, что я засмущаюсь и попрошу его уйти, то ошибался. Я двинулась к душу, стягивая на ходу майку, а все остальное сняла уже за закрытой дверью и вышвырнула сверху. Боковым зрением я видела, как Калеб, не шевелясь, стоит на месте. Он думал о том, как я изменилась, но перемену эту не понимал, хотя и был ею взволнован; с чего вдруг мое запечатленное тело так настойчиво хотело… то, чего хотело?..
Калеб думал о нашей первой брачной ночи: он ждал, что я перепугаюсь и засмущаюсь, – но вчера, в машине, был приятно удивлен.
Он хотел пойти дальше. Всегда только вперед.
Наши тела, настроенные на один лад, жаждали найти друг в друге утешение и удовлетворение. Я так увлеклась своим прорицательством, что подавляла в себе всякое чувство; но когда забот стало меньше, оно будто вскрикнуло: «О-о, мы снова в деле!»
Я улыбнулась и высунулась из душевой, точно как Калеб.
– Не парься из-за этого, детка, – повторила за ним я и, вскинув брови, закрыла дверцу.
Калеб засмеялся, и я услышала, как он включил кран.
Вскоре я вышла, натянула грязную одежду и покинула ванную. Калеб, стоявший у окна, обернулся.
– Накупалась?
Я кивнула. Он медленно подошел ко мне и обнял за талию. Его лицо было в каких-то сантиметрах от моего, и под пристальным взглядом я задышала чаще. Мягко, почти шепотом, Калеб сказал:
– Я рад, что ты не смущаешься. И рад, что ты готова.
Я не покраснела (счастье-то какое!), а ободряюще улыбнулась. Похоже, улыбка подействовала, потому что Калеб взял мое лицо в ладони.
– Поверь, меньше всего я хотел, чтобы ты боялась. Ожидал этого, – признался он, – но не хотел. Поэтому я счастлив… Счастлив, что ты так же, как и я, к этому готова, – хрипло закончил он, чуть сжав объятия.
– С тобой я не боюсь ничего, – вдруг осознала я.
Вот оно, то самое! Вот что изменилось. Я наконец-то поняла, что Калеб никогда-никогда не причинит мне боли, ни при каких обстоятельствах. Он снова и снова рисковал своей жизнью, пытаясь мне это доказать. И ужасы, пережитые нами в Лондоне, стали еще одним тому подтверждением.
Калеб кивнул, соглашаясь с моими мыслями.
– Я рад, что ты наконец-то это поняла. – Он улыбался с мужественным самодовольством – волнующе, очаровательно и тепло. – Мои ладони могут прикасаться к тебе с одной только нежностью. Если, конечно, ты сама не захочешь другого. – Он приподнял брови, полагая, что я возражу, но я молчала, ожидая продолжения. – Мои руки никогда не станут оковами, но будут обнимать тебя так крепко, как позволишь. Жду не дождусь, когда ты окончательно станешь моей. Каждая твоя частичка принадлежит мне, Мэгги. Мне.
Я кивнула; Калеб по-прежнему сжимал ладонями мое лицо. Потом он подался вперед и прошептал:
