Фильм кончился. В небольшом просмотровом зале зажегся свет, и генералы поднялись, ожидая, что фюрер каким-то образом прокомментирует увиденное, как это он обычно делал после предыдущих просмотров. Но Гитлер с какой-то романтической тоской посмотрел на экран, нахлобучил на уши свою бронированную фуражку
[3]
и, гордо запрокинув голову, словно это он только что раздавал своим смертникам стопочки с рисовой водкой, направился к выходу.
«А ведь запечатленное в этом фильме самурайское геройство камикадзе воздействует на фюрера как психологический наркотик, — подумалось Кальтенбруннеру. — Уж не воспринимает ли он и себя таким же пилотом-камикадзе, самолет которого давно оторвался от взлетной полосы истории и неукротимо несется на огненный шар солнца?»
— Послушайте, Кейтель, кажется, в прошлый раз вы говорили о том, что можно было бы подумать и об управляемых пилотами-смертниками ракетах «Фау-2», — молвил Гитлер, как только они вышли из душноватого помещения резиденции и вновь оказались на открытой террасе.
— Так точно, мой фюрер. Хотя… — начальник штаба Верховного главнокомандования взглянул на Кальтенбруннера и тотчас же поспешил уточнить, — эту мысль высказал не я, а штурмбаннфюрер Скорцени.
— Так вот, отдайте соответствующим службам приказ начать отбор добровольцев. При этом важно, чтобы официальное число солдат, изъявивших желание пожертвовать жизнью во имя рейха, значительно превышало нужное нам число камикадзе.
— Цифра, которую получит из штаба ведомство Геббельса, покажется впечатляющей. Тем более, что она будет совершенно реальной.
Гитлер хотел сказать еще что-то, однако мощный нарастающий гул, доносящийся из-за вершины горы, заставил его умолкнуть и, перегнувшись через барьер, оглянуться на едва выступающий из-за здания склон соседней горы. Это из-за ее гранитного ребра один за другим медленно выползали звенья английских «москито», направлявшихся в сторону Баварии.
Заработали установленные неподалеку от резиденции зенитки, но клинья боевых машин лишь немного рассредоточились и продолжали свой путь на северо-восток.
«Эти все еще надеются вернуться на свои базы, — иронично посмотрел им вслед Гитлер. — И в этом их слабость. Солдат — только тогда настоящий солдат, когда он окончательно лишился иллюзии спасения своего тела. А спасение души видит в том, чтобы пожертвовать бренным телом во имя Родины. Нет, не Родины, — уточнил он. — Императора. Короля. Фюрера… Толпа привыкла поклоняться личности. Сильной личности. Вот почему не рейху должны поклоняться мои солдаты, а фюреру».
4
Командный пункт морской базы малых боевых соединений Военно-морского флота располагался на берегу Лигурийского моря, в одном из зданий итальянской военно-морской базы. Из окна кабинета, который был выделен начальнику секретной службы по созданию оружия особого назначения, видны были часть Генуэзского залива, вершины скал, которые по-прежнему подвергались учебным атакам смертников, и застывший далеко на горизонте черный силуэт сторожевого корабля, одного из немногих, оставшихся еще в распоряжении Вооруженных сил правительства Муссолини.
Уже дважды над заливом появлялись звенья легких английских бомбардировщиков «москито», и дважды в зенитном дивизионе, прикрывавшем базу, объявляли тревогу, однако англичане чопорно проносились в какой-то миле от берега, по нейтральной зоне, между границей досягаемости орудий сторожевика и базы, и, не произведя ни единого удара, уходили в сторону Корсики.
— Напоминают, что скоро нам придется убираться и отсюда, — проворчал только что вошедший вице-адмирал Хейе, наблюдая за разворотом второго звена. Джентльменские визиты англо-американцев, повторяющиеся, как оказалось, чуть ли не ежедневно, уже давно не раздражали его. — И что-то я не вижу силы, способной отвадить их.
— Как считаете, почему они не бомбят? — спросил Скорцени, уже добрых двадцать минут стоявший у окна. Созерцая прибрежный пейзаж, он вспоминал Корсику, и его тянуло туда, на берег пролива Бонифачо, в ресторанчик «Солнечная Корсика», в котором, несмотря на всю нервотрепку, сопровождавшую операцию по похищению Муссолини, он провел несколько прекрасных часов почти курортного безделья — за бутылкой корсиканского вина, а случалось, и в обществе черноглазых корсиканок.
— Вначале я думал: разведывают, изучают, чтобы однажды разгромить нас, — ответил адмирал, отходя к столу. — Но теперь склоняюсь к мысли, что Бадольо сумел уговорить своих новых союзников не сокрушать итальянские военные базы. К чему? Ведь все равно достанутся им.
— Пораженческие настроения, господин адмирал. Но доля истины в них есть. Союзникам нужна вся Италия и в как можно более целом виде.
Скорцени хотел добавить еще что-то, но, увидев на ведущей к зданию крутой каменистой тропе фигуру военного моряка, воздержался:
— Это и есть один из ваших камикадзе, адмирал?
Хейе оставил в покое телефон, вновь остановился рядом со штандартенфюрером и некоторое время наблюдал за тем, как парень не спеша приближается к командному пункту.
— Да, это один из камикадзе. Как вы и просили. Если не возражаете, оставлю наедине с ним.
— Надеюсь, мундир штурмбаннфюрера будет смущать его меньше, чем мундир адмирала.
Хейе вышел из кабинета. Проводив его взглядом, Скорцени посмотрел на часы. Через двадцать минут должна прибыть машина князя Боргезе, которая доставит его на виллу итальянского аристократа, расположенную где-то между Империей и Савоной. Там, у виллы, на берегу небольшого озера, обучается элитная группа подводников-диверсантов, задуманная как некая тайная диверсионная гвардия, с помощью которой еще один романтик войны, князь Боргезе, со временем намерен создать новую Римскую империю.
Скорцени пока очень плохо представлял себе реальность создания этой новой Римской империи, однако успокаивало его то, что и сам князь Боргезе тоже представлял ее себе не отчетливее.
— Господин штурмбаннфюрер, рядовой особой «Марине-коммандос-5» Йоханнес Райс…
— Ясно, Йоханнес Райс, — прервал его доклад Скорцени. — Давно в «Марине-коммандос»?
— Третью неделю, господин штурмбаннфюрер.
Скорцени почти по-отцовски осмотрел щупловатую, тщедушную фигуру Райса, заостренные плечи которого были похожи на сложенные ангельские крылья. Смертник сразу же показался «первому диверсанту рейха» хилым, жалким и от рождения обреченным.
«А какой такой особый физический отбор требуется для отряда смертников, вся задача которых сводится к тому, чтобы точно направить управляемую “человеко-торпеду” на вражеский корабль? — остепенил себя Скорцени. — В конце концов их отбирали не для твоей фридентальской рати»*.
— Сколько лет вы прослужили во флоте, прежде чем были переведены сюда?
