— Позор, — вдруг покаянно пробормотал он, отчаянно повертев головой. Он понял, что месть его воспринята не будет. — Какой позор! Еще несколько часов назад ты уверял фюрера, что ничего такого, что свидетельствовало бы о скором форсировании Ла-Манша, на берегах Южной Англии не замечено. И тебе верили. Кейтель, Рундштедт, Риббентроп, Борман… — все верили. Потому что именно ты отвечаешь за оборону побережья. А главное, только что прибыл с линии фронта, оттуда — с самого побережья.
Еще около полутора часов Роммель никуда не отлучался из своего номера, каждые пятнадцать минут выслушивая короткие лаконичные доклады своего адъютанта. То, о чем он говорил, приводило Роммеля в ледяную ярость. Картина вырисовывалась довольно жуткая. Судя по тем сведениям, которые он уже имел в своем распоряжении, объединенное командование союзников сумело бросить к берегам Нормандии — именно Нормандии, а не Фландрии, как они все без исключения предполагали, — порядка четырех тысяч кораблей. Четырех тысяч! Незамеченными подойдя почти к самым берегам, передовые силы вторжения погрузились на транспортные баркасы и с ходу зацепились за берег, создавая первые плацдармы. В то время как в центре и на флангах зоны высадки уже орудовали сорвиголовы из воздушно-десантных подразделений. Ну а затем — тучи авиации, поддержка мощной корабельной артиллерии, транспортные суда с танками и полевыми орудиями на плацдармах…
«Господи, как все примитивно! Банальная тренировочная операция, с классическими приемами, от которых замутит любого уважающего себя выпускника офицерского училища, — швырнул он все это собрание своего собственного позора на стол. — И мы не сумели предвидеть ее, вычислить по разведданным, элементарно упредить противника! Офицеры непревзойденной прусской школы».
Несколько часов прошло в суете и неразберихе. Роммель, Кейтель, Рундштедт, Йодль, фон Клюге… Еще с полдесятка генералов. Военная элита рейха. Они метались по ставке. Без конца требовали все новых и новых сведений с линии высадки англо-американцев. Ничего не предпринимая при этом, а потому из полководцев превращаясь в любопытствующих отставников.
Получая самые ужасающие сведения, они не продвигались дальше споров о том, следует ли вводить немедленно в бой последний резерв армии вермахта во Франции — четыре дивизии, ожидавшие своего часа на правом берегу Сены; или же операцию в Нормандии нужно воспринимать всего лишь как отвлекающий маневр командующего 21-й группы союзных армий генерала Монтгомери, после которого начнутся настоящая высадка и настоящее открытие второго фронта, но уже на берегах Фландрии. Да подолгу выясняли, где в данный момент находится их надежда — эсэсовская дивизия «Рейх», которая, как оказалось, в это время прочесывала юго-западные территории Франции, и понадобится немало времени, прежде чем ее разрозненные подразделения удастся собрать по разным городкам и селениям, чтобы привести в чувство и отправить на фронт.
И вот тут-то Роммелю со всей очевидностью открылось, что ставка «Бергхоф» с ее разбросанными по всему Берхтесгадену военными ведомствами не приспособлена для серьезного руководства армейскими операциями. Не говоря уже о том, что ни в штабе Кейтеля, ни у Рундштедта не оказалось заранее разработанного плана отражения высадки войск противника в районе Нормандии. И что битва за Францию уже по существу проиграна.
«Герой Африки» был единственным, кто не питал никаких надежд на слишком запоздалое пробуждение фюрера, которого решились поднять из постели лишь часам к десяти утра. И единственным, кто предлагал вообще не тревожить его. Все свои шансы, которые они могли упустить в этом сражении, они упустили еще вчера вечером, выслушивая идиотские бредни фюрера по поводу превращения его родного Линца в «самый красивый и самый германский город на Дунае, в пику венграм с их Будапештом», и того, какими сладострастными были для него первые дни аншлюса, когда Австрия рыдала и ликовала. Рыдала, следовало полагать, от счастья видеть на своих улицах великого фюрера Германии. В сарказме по поводу фюрерских экзальтаций Роммель себе не от-казывал.
— А что сейчас происходит на Нормандских островах? — первое, о чем спросил Гитлер, появившись в своей штабной комнате, с картами на столе и на стенах. Спросил настолько же спокойно, насколько и неожиданно.
Кейтель и Роммель переглянулись. А ведь фюрер прав! Выясняя ситуацию в местах высадки, они совершенно упустили из виду хорошо укрепленные острова Нормандского архипелага. Но именно там расквартирована усиленная артиллерией и живой силой дивизия, занимающая мощные укрепления. Во всяком случае, была расквартирована.
— Следует считать, что острова, очевидно, заняты, — пришел им на помощь Рундштедт. Все они стояли по разные стороны огромного стола и смотрели на фюрера, как на отца-спасителя.
— Почему… следует считать? — поднял на него все еще полусонные глаза Гитлер. Его спокойствие и мертвенная невозмутимость уже даже не поражали, а потрясали воображение генералитета. Каждому из полководцев вдруг начало казаться, что фюрер давно знал о планах Монтгомери, как знал и некий секрет, с помощью которого все еще удастся спасти положение. — У вас что, есть сведения о штурме союзниками этих островов?
— Таких сведений нет, — вынужден был ответить Рундштедт, успевший проклясть себя за то, что вторгся в диалог фюрера с Кейтелем. — Но стоит ли сейчас придавать этим островкам такое значение? В лучшем случае союзники обошли их, оставив в тылу.
— Вот именно, в тылу, — предательски возразил Кейтель.
— Тогда какими же сведениями вы располагаете, фельдмаршал? И что намерены предпринять? Не вы ли, — перевел он взгляд на Роммеля, — господа фельдмаршалы, уверяли меня, что никакой высадки не предвидится? Судя по всем вашим «хорошо проверенным» данным разведки.
— Но, видите ли, — промямлил Рундштедт… — произошло непредвиденное.
— То есть у нас нет сведений о том, что англо-американцы взяли Нормандские острова, — прервал его Гитлер, водя пальцем по карте Бретани. — А значит, оставшаяся там дивизия все еще боеспособна
[28]
. По существу, она оказалась в тылу у англичан.
— Неужели вы действительно считаете, что она может изменить ход событий? — прямо спросил Роммель, которого эта нормандская соломинка фюрера начала откровенно раздражать.
Предостерегающе подняв руку, Кейтель заставил его у молкнуть. Он понимал фюрера. Тот ищет хоть какую-то зацепку, которая позволила бы ему представить дело так, что еще не все потеряно, во что еще стоит верить, что еще стоит надеяться на что-то. Начальник штаба Верховного главнокомандования вермахта искренне рассчитывал, что в связи с островами у фюрера появился какой-то свой, особый замысел. Возможно, он собирается выбросить на них воздушный десант, чтобы заставить Монтгомери отвлечь часть своих сил на штурм островных укреплений. Или же оставшаяся там дивизия должна будет высадиться на каком-то участке материка и пройтись по тылам англо-американцев… Он просто обязан был надеяться, что в конце концов фюрер все же найдет какой-то спасительный ход. И был страшно поражен, услышав:
