— Да хранит вас Господь, Скорцени, — негромко и взволнованно проговорила «папесса», осеняя приблизившегося штурмбаннфюрера крестоналожным движением руки. — Уверена, что вы будете снисходительны к слабой женщине и не станете обвинять в той настойчивости, которая была проявлена мной в попытке встретиться с вами.
— Как снисходительны были и вы ко мне, когда какое-то время назад я столь же настойчиво прорывался к вам в резиденцию папы римского «Кастель Гандольфо». Вот что значит быть дальновидно терпимым к порывам и порокам друг друга.
— Вы заговорили устами библейского мудреца, — улыбнулась «папесса». — Это уже кое о чем свидетельствует.
— Кое о чем.
Сменив одеяние, она и сама как бы изменилась: теперь перед Скорцени стояла не монахиня, а вполне симпатичная светская женщина, с коротковато стрижеными, крашеными рыжеватыми волосами, которые свидетельствовали о ее попытке скрасить налет возраста; а щедро напудренное симпатичное лицо со слегка расширенным вздернутым носиком и умопомрачительные духи, создающие вокруг Паскуалины томное благоухание, — о ее жестоком намерении любой ценой понравиться мужчине. Пусть даже погрешив против канонов своего монашеского сана.
Впрочем, на то она и «папесса», чтобы позволять себе то, что непозволительно другим женщинам из папского окружения.
— Это похвально, господин Скорцени. Поэтому уверена, что вы также простите мне и то, что в разговоре с вами я представилась госпожой д* Ардель.
— Так это были вы?! Вы, а не госпожа Эслингер?
— Если синьора Эслингер уверяла вас в обратном, то взяла грех на душу, — успокоительно улыбнулась Паскуалина. — Существуют грехи, которые способен прощать не только Бог, но и всякий великодушный мужчина.
— Вот оно что. Француженка, говорящая на немецком с убийственным для берлинского слуха австрийским акцентом, — мягко улыбнулся штурмбаннфюрер, принимая предложение «папессы» отойти от «Мадонны» и распятия и присесть за небольшой столик. Сногсшибательная конспирация!
Скорцени слегка плутовал против правды: никакого особого австрийского акцента в речи фрау Ленерт не сохранилось. Однако решил: пусть папесса считает, что все равно он расшифровал бы ее, а его появление здесь — своеобразная игра в поддавки.
Открылась дверь, и на пороге появилась Марта фон Эслингер.
— Стол накрыт, фрау Ленерт, — объявила она, склонив голову.
Взгляды Ленерт и фон Эслингер встретились и на мгновение застыли. Это был обворожительный бессловесный сговор двух соперниц-единомышленниц. Поняв это, штурмбаннфюрер как-то сразу почувствовал себя неуютно.
Предложив Скорцени перейти в соседнюю комнату, то есть последовать вслед за хозяйкой, она тем не менее позволила себе нанести очередной удар:
— Не волнуйтесь, господин штурмбаннфюрер, я не стану напоминать о том, что в резиденции папы вы предстали передо мной в роли доктора Рудингера, консультанта строительной фирмы «Вест-Конкордия» из, если мне не изменяет память, города Санкт-Галлена.
— Вот такой вы мне нравитесь, — уже откровенно рассмеялся Скорцени, и едва спохватился, чуть было не положив ей руку на плечо. Вовремя сдержавшись, он сконфуженно взглянул на «па-пессу»:
— Простите, фрау Ленерт.
— А почему вы считаете, что мне не нравится… нравиться вам? — спокойно отреагировала на это Паскуалина, предусмотрительно, однако, отдаляясь от гиганта, которому она едва достигала плеча.
Стол был сервирован в сугубо корсиканском духе: бутылка вина, еще бутылка вина, три вида овощных салатов и два щедро политых вином куска жареной говядины.
— Неожиданно все это, — признал Скорцени. — Все неожиданно: звонок, поездка, стол, общество…
— Война завершается, и нас с вами ожидает много всяких неожиданностей.
Появился слуга и наполнил бокалы. В этом красавце Скорцени без труда узнал «бедного, вечно молящегося монаха Тото», однако английский разведчик делал вид, что не обращает на него внимания. Скорцени вел себя соответственно. На этой вилле они как бы находились на ничейной территории, в которой действовало табу на любое противостояние агентов служб безопасности. Эдакая святая обитель диверсантов, в которой они очищаются под сенью неприкосновенности.
Единственное, что бросилось штурмбаннфюреру в глаза: в этот раз Тото был облачен в великолепно скроенный светский костюм, и когда он наклонялся, чтобы переставить прибор, рукоять одного пистолета выступала из-под брючного пояса, другого — из заднего кармана.
— Однако нам стало известно, что тучи, которые сгущались над папой римским, были окончательно развеяны. — Паскуалина настороженно взглянула на Скорцени и, выждав, пока Тото удалится, продолжила: — Как известно и то, что вы не настаивали на продолжении этой антихристской акции. Скорее наоборот…
— Скорее наоборот, — кротко признал Скорцени. — Эта акция не нравилась мне с самого начала. В сути своей, в самом замысле.
— Почему не заявили об этом сразу же, господин Скорцени? — укоризненно покачала головой «папесса». — Еще тогда, во время встречи в резиденции папы?
— Ситуация была иной. Все прояснилось значительно позже.
— Ситуация была иной — вы правы. Но мы чуть было не приняли против вас ответные меры. Лично против вас, — их взгляды скрестились и замерли.
— Я была… решительно против каких-либо… контрмер, — медленно, с расстановкой, произнесла фрау Ленерт. — Решительно…
Они выпили немного вина и какое-то время молча колдовали над салатом. Тишина, царившая в это время в комнате, как и во всем здании, была подобна тишине монастырской кельи.
* * *
Прошло пять минут, прежде чем Паскуалина, до этого молча и незаметно наблюдавшая за «первым диверсантом рейха», вновь возобновила прерванный разговор.
— Нам даже стало известно, что, из-за пассивной позиции по поводу этой акции, вы впали в немилость высшего руководства рейха. Что значительно возносит ваши заслуги.
— Это неверные сведения, — по-солдафонски отрубил Скорце-ни. — Возможно, кому-то и не понравилось, что я не настаивал на выдворении папы из Рима и переносе папской резиденции в Авиньон, однако меня это мало интересует. Никакой особой немилости фюрера, Гиммлера или Кальтенбруннера, от которой зависит моя служба, я не ощутил.
Паскуалина мягко улыбнулась, подчеркивая неловкость от столь милой своей оплошности.
— И все же вы должны знать, что папе римскому и его ближайшему окружению, особенно тем, кто ведает службой безопасности папы, дело было преподнесено в том духе, что главным виновником срыва операции явились именно вы. И это произвело должное впечатление. Возможно, пока что вы не в состоянии оценить этот наш ход. Но со временем он может сыграть важную роль в вашей судьбе.
— Каким образом? — пророкотал Скорцени. Теперь он не стал дожидаться появления монаха Того и сам наполнил бокалы.
