А даже если бы и нажаловался, все равно, Рэя она никому в обиду не даст!
Рэйки… Рэйки, Рэйки, ну где же ты?! Неужели ты не чувствуешь, как мне плохо? Рэйки…
Как же это все произошло?.. Они поссорились — глупо поссорились, не по делу. Рэй снова начал талдычить про «братские чувства» и про то, что им обоим надо «поостыть». Ну чепуха же, неужели он сам этого до сих пор не понимает?! И разве братья так целуют?!
Она вспылила, бросилась прочь. Добежала до машины, заскочила внутрь и махнула Тони: «Домой!», подумала: «А он пусть как хочет добирается! Не знает, небось, что здесь такси не где попало ловят, а на стоянке берут». Злорадно представила себе, как Рэй скачет на тротуаре и машет рукой, а машины одна за другой проносятся мимо. И так ему и надо!
От злости внутри все кипело и во рту пересохло. Не долго думая, она стукнула Тони в перегородку — «Дай попить!» — между передними сидениями был мини-холодильничек, как раз на пять банок колы.
Он опустил перегородку, не оборачиваясь, протянул ей банку. Перед тем, как открыть, Мэрион прокатала ее по лбу, по щекам — холодную, запотевшую. Потом открыла и сделала большой глоток, он холодком прокатился внутри. И… и все…
Следующим воспоминанием была уже боль в плечах. Она лежала на боку, на лице какая-то тряпка… что случилось, машина перевернулась?!
Мэрион попыталась смахнуть с лица то, что мешало видеть, но оказалось, рукой не шевельнуть, лишь плечам стало еще больнее. В следующий миг она осознала, что ее руки накрепко связаны за спиной. И ноги… ноги тоже были связаны!
Всхлипнув от испуга, она задергалась, пытаясь перевернуться. И вдруг, внезапно — удар по спине и крик:
— Taci!
[9]
— Женский голос — незнакомый, грубый.
От ужаса, от непонимания она забилась и задергалась еще сильнее. В ответ удары посыпались градом.
— Taci! Chiudi il becco! Basta! Taci!
[10]
— с каждым пинком злобно орала женщина.
Мэрион еще продолжала биться и извиваться, а сознание уже пронзила страшная мысль: «Ее все-таки похитили! Похитили! Значит, не зря беспокоились папа и Рэй…»
Наконец удары и крики прекратились, и она тоже перестала дергаться, замерла, сжавшись в комок и прислушиваясь. Кроме женщины с грубым голосом, в комнате были еще люди, они ходили взад-вперед и о чем-то шептались. Потом ей развязали ноги, силой заставили встать и, поддерживая за плечи, повели вниз, вниз, вниз — будто в самую преисподнюю.
Рэй-ки, Рэй-ки… кажется, что кровь, стуча в висках, тоже повторяет его имя. Рэй-ки… Ну услышь, пожалуйста, услышь меня!
Не может быть, чтобы он не пришел — он придет, он поможет, он всегда помогал!
Рэйки… пожалуйста, пожалуйста, Рэй, пожалуйста, я прошу тебя, приди, Рэйки, приди, помоги, спаси меня, пожалуйста…
Мэрион было семь лет, когда тетя Джильда вышла замуж. И хотя к тому времени тетя давно жила в Бостоне, но свадьбу решено было устроить в Нью-Гемпшире, в «родовом гнезде» Рамсфордов.
Нарядные гости, фейерверк, тетя Джильда в белом кружевном платье — и громадный, в пять ярусов, свадебный торт, кусками которого она, согласно традиции, самолично оделяла всех желающих.
Какая-то пожилая женщина, вроде бы родственница дяди Фрэнка — с тех пор Мэрион ее никогда больше не видела — обратилась к ней:
— Ну а ты, куколка? Ты тоже, когда подрастешь, наверное, замуж выйдешь?
— Да, — ответила Мэрион, в первый и последний раз сказав вслух то, о чем твердо знала уже тогда: — Я выйду замуж за Рэя.
— Но, миленькая! — засюсюкала женщина, противно засмеялась «Хю-хю-хю» и взглянула на нее, как взрослые обычно глядят на детей, когда считают, что те сказали заведомую глупость. — Рэй же твой братик! Разве можно выходить замуж за братика? Нет, это должен быть какой-то другой мальчик!
— А я все равно выйду замуж за Рэя! — топнув ногой, сказала Мэрион — так громко, что кое-кто из гостей засмеялся, а папа взглянул на нее, сдвинув брови.
Тут и сам Рэй подоспел. Насупился, сказал сердито:
— Хватит чепуху молоть! — взял ее за руку и увел.
Когда они оказались на другом конце лужайки, где никто не мог увидеть, хлопнул по затылку.
— Чего глупости несешь всякие?!
Она обиделась, но спорить не стала. Он всегда так — сначала сердился, но потом, рано или поздно, соглашался и делал по ее.
Лишь вечером, перед сном, пожаловалась папе:
— А почему она сказала, что мне нельзя выйти замуж за Рэя?
Он слегка замялся:
— Н-ну… ты понимаешь — закон такой есть, что нельзя за брата замуж выходить.
Что такое закон, Мэрион хорошо понимала — это когда нельзя ехать на красный свет или есть больше одной порции мороженого в день. Так полагается, и все, и даже спорить бесполезно.
Поэтому спорить она не стала, но сама твердо знала, что все равно рано или поздно выйдет за Рэя замуж. Даже выпросила у мисс Фаро, чтобы та купила ей на Рождество белое кружевное платье и тиару из серебряных снежинок. Отец увидел и понимающе кивнул: «А, ты хочешь на праздник нарядиться Снежной королевой?»
Снежной королевой!.. Будет она ему что-то объяснять!
Было темно — совсем темно и тихо.
Наверное, смерть тоже такая — темно и тихо…
Только если сильно зажмурить глаза, перед ними появлялся свет, и Мэрион то и дело жмурилась, сама не зная зачем — может, чтобы не забыть, как он выглядит.
Сзади стена, спереди дверь, даже маленький шажок не сделать. По бокам тоже стенки — ни сесть, ни повернуться. Перед тем, как втолкнуть ее сюда, похитители развязали ей руки, так что она сумела стянуть онемевшими пальцами обматывавшую голову тряпку, но все равно было невыносимо душно, пахло плесенью и затхлостью.
Неужели ей предстоит умереть здесь?! Здесь, вот так, никогда больше не увидев света, не поговорив с Рэем, не достучавшись до него, чтобы он наконец понял: он — ее; самый главный, самый нужный человек в ее жизни!
Они должны быть вместе, обязательно должны, и это так же несомненно, как то, что утром встает солнце.
Солнце…
Неужели она больше никогда его не увидит?!
Лет с двенадцати она зачитывалась любовными романами. Мисс Фаро пыталась отбирать их у нее, ворча, что «про такое» девочке читать еще не по возрасту, но Мэрион все равно читала, тайком; читала — и мысленно придавала героям черты Рэя. И казалось, все монологи, все страстные признания, которые адресовали мужественные герои прекрасным героиням, все эти слова говорит он — ей.
