Шофер испуганно покосился на пистолет, который снова перекочевал к его голове, и послушно забарабанил кулаком в дверь. Остановился, прислушался и крикнул:
— Это я, я!
Замок щелкнул, и дверь распахнулась. На пороге стояла девушка.
Она была красива той быстро отцветающей смуглой красотой, которая часто встречается у мексиканок. Все в ней было немножко «слишком» — слишком яркий и пухлый рот, слишком густые темные брови, слишком длинные черные ресницы, слишком пышные волосы. И глаза — темные, блестящие.
Одежда была под стать внешности: узкие джинсы до середины икры и яркая короткая вязаная кофточка, оставлявшая неприкрытой полоску смуглого живота.
Судя по всему, она с одного взгляда оценила ситуацию: еле стоявшего на ногах испуганного Тони, пистолет у его виска, разъяренное, перекошенное лицо Рэя. Сделала движение, словно собираясь захлопнуть перед ними дверь, но Рэй уже толкнул Тони вперед, и тот, болезненно вскрикнув и чуть не сбив ее с ног, влетел в прихожую.
— Вперед! Вперед, вперед! — рявкнул Рэй. Пихнул девушку в плечо. — Ты тоже — иди!
Пинками погнал их перед собой по полутемному коридору, увидел сбоку свет, открытую дверь — и свернул туда.
Это оказалась гостиная: стол, покрытый белой скатертью, потертые кресла в желтой обивке, у стены — такой же желтый диван, вдоль другой стены — сервант с застекленными дверцами и смутно просвечивающими сквозь них фарфоровыми безделушками.
Боком к окну, опершись локтями на тумбочку, сидел невысокий смуглый парень лет двадцати в майке и трикотажных штанах — наверное, тот самый брат, о котором говорил Тони. При виде Рэя он испуганно вытянул шею, но вскочить не попытался, лишь рот приоткрылся буквой «о».
Едва войдя в комнату, Тони рухнул в ближайшее кресло, вытянув перед собой раненую ногу. Сантуцца осталась стоять, опираясь бедром о стол.
— Где Мэрион? — спросил Рэй.
Вместо ответа итальянка разразилась гневной визгливой тирадой, обращенной, как ни странно, к Тони. Тот пытался оборонительным тоном что-то отвечать; махнул рукой вниз, показывая на окровавленную брючину и кое-как обмотанный вокруг ноги носовой платок, тоже с пятнами крови.
Несколько секунд оторопело подождав, Рэй перебил их:
— Хватит? Замолчите! Где Мэрион?!
Не обращая на него внимания, Сантуцца подскочила к Тони:
— Porco bastardo
[13]
! — Звонкая пощечина заставила шофера отшатнуться, прижимая руку к лицу.
— Хватит, — что есть силы рявкнул Рэй; переведя пистолет в боевой положение, повел дулом, выбирая цель, и нажал на спуск. Ваза с сухими цветами, стоявшая на серванте, разлетелась вдребезги.
Это наконец заставило Сантуццу замолчать.
— Я сказал, хватит! — Схватив за плечо, Рэй оттолкнул ее обратно к столу. — Хватит. Все. Говорите по-английски. Где Мэрион?!
— Там. — Тони махнул рукой куда-то вправо. — На кухне дверь в подвал. Она внизу.
Короткий импульс — скорее туда! — но в следующий миг Рэй взял себя в руки.
«Подожди, солнышко! Еще немного подожди, несколько минут. Я уже скоро приду!»
— Она, — указал дулом «Беретты» на Сантуццу, — говорит по-английски?
— Да, — кивнул шофер. Итальянка при этом издала нечто вроде презрительного «Ха!»
— Пусть он, — Рэй махнул пистолетом на брата Сантуццы, который так и сидел у окна, сдвинув брови и тревожно поглядывая то на него, то на сестру, — ляжет на пол. А ты свяжешь ему ноги. И ему тоже, — кивнул на Тони. — А сама пойдешь со мной, покажешь, где Мэрион.
— И не подумаю! — девушка вскинула голову, глаза гневно сверкнули.
— Тогда я прострелю твоему брату ноги, — медленно и внушительно сказал Рэй. — И Тони тоже, вторую, так что они оба шагу ступить не смогут. Ты этого хочешь? У меня патронов много!
Он вовсе не был уверен, что сможет снова выстрелить в человека — по крайней мере, пока тот сидит и не пытается напасть — но больше пригрозить было нечем.
Неожиданно помог Тони, сказав дрожащим голосом:
— Санта, он… он действительно выстрелит. Пожалуйста! Он уже стрелял в меня — ты же видишь… пожалуйста, сделай то, что он говорит!
— А чем я, интересно, тебя свяжу?! У меня что, веревочный магазин?! — презрительно бросила Сантуцца.
— Вынь ремень из его пояса, — сказал Рэй. — И… вот, — левой рукой развязал галстук. — А он, — кивнул на молодого итальянца, — пусть штаны снимет, ими тоже связать можно.
Парень тупо таращился на него темными глазами, очень похожими на глаза сестры.
— Он не понимает по-английски, — сказал Тони. — Можно, я ему объясню? — Удостоился еще одного презрительного взгляда Сантуццы и заговорил по-итальянски, одновременно развязывая галстук.
Парень, слава богу, артачиться не стал — снял штаны, оставшись в трусах, и покорно лег на ковер. Тони, постанывая, растянулся рядом.
Связывала их Сантуцца не торопясь, двигаясь будто королева и брезгливо надув губы. Рэю хотелось пнуть ее в зад, чтобы шевелилась быстрее. Наконец выпрямилась. Рэй подошел, проверил — Тони был связан крепко, брат же девушки… да, галстук на его запястьях еле держался.
— Свяжи ему руки заново. И не валяй дурака! Быстрее, — повел пистолетом на парня.
Не сказав ни слова, Сантуцца нагнулась и принялась перевязывать галстук потуже. Несмотря на это внешнее послушание, Рэя не оставляло ощущение, что она замыслила какую-то гадость.
Закончила; он подошел, проверил — на сей раз все вроде бы было в порядке.
— Пошли, — схватил ее за локоть и подтолкнул перед собой. — Показывай, куда.
Кухня оказалась в конце коридора — большая, светлая, с цветочными горшками на подоконниках и обеденным столом у стены. Войдя туда, Сантуцца свернула направо. Передернула плечами, освобождаясь от державшей ее за локоть руки Рэя — он отпустил, бежать ей было особо некуда — и открыла неприметную белую дверь, похожую на вход в кладовку. За ней оказалась узкая лестница с каменными ступеньками.
Щелкнула выключателем — внизу загорелся свет.
— Пожалуйста!
— Иди ты первая! — сказал Рэй.
Она пожала плечами и, покачивая бедрами, начала спускаться. Он двинулся следом.
На середине лестницы Сантуцца пошла быстрее; добравшись до низа, свернула в сторону и исчезла из поля зрения. Прыжком преодолев последние несколько ступенек, Рэй окинул взглядом подвал: где же Ри?
Спасло его то, что занесенная над его головой доска чиркнула по потолку — лишь поэтому он успел отшатнуться, и она не расколола ему с размаху череп, а только выбила из руки пистолет и разодрала зазубренным краем щеку. Сантуцца, яростно оскалившись, снова вскинула деревяшку.