Наполнив тарелку, она налила ему вина и села рядом, положив локти на стол, оперев подбородок о сложенные вместе кулачки и выжидательно глядя.
Терпения ее хватило ненадолго.
— Так он про меня больше ничего тебе не говорил?!
— А что он должен был сказать?
Мэрион улыбнулась — так солнечно и бесхитростно, что у Рамсфорда от этой улыбки сжалось сердце, захотелось остановить ее, перебить: «Не говори, не надо!»
— Понимаешь… — она чуть замялась, но тут же снова вскинула на него счастливые глаза. — Мы, наверное, скоро поженимся! Он любит меня, он сам мне об этом сказал. Там сказал, около… того дома. Когда меня освободил, понимаешь?!
Рамсфорд чуть не согнулся, как от удара под дых.
Господи, еще и это! Да, конечно, к этому все шло с самого начала — но сейчас, именно сейчас!..
— Папа, ты что — сердишься?! — Мэрион потеребила его за рукав.
— Что? Нет, я не сержусь.
— Тогда поздравь меня! — Со все той же улыбкой добавила чуть смущенно: — Ты же знаешь… — «Знаешь, как давно я об этом мечтала, знаешь, как я его люблю!» — вслух это можно было не говорить, он действительно знал.
«Дистанцироваться…»
— Ну чего ты… папа, что с тобой?
Рамсфорд положил вилку, вздохнул и откинулся на спинку стула.
— У него дела не очень хороши, Мэрион. К прочим обвинениям добавилось еще обвинение в истязаниях.
— То есть?
— Чтобы выпытать, где они тебя прячут, он дважды выстрелил Тони в ногу. Кроме того, ударил его невесту.
— Так ей и надо. Она тоже меня, между прочим, била. — Это прозвучало мрачно и мстительно. — Пинала ногами и орала, чтобы я заткнулась.
— Их тоже, конечно, будут судить. Но истязания — это очень серьезная статья. Прокурор требует для него семь лет. — Увидев, как испуганно распахнулись ее глаза, поспешно добавил: — Но на самом деле ему могут дать лет пять и отпустить через три — три с половиной года.
— Три года? — переспросила Мэрион. — То есть его выпустят как раз когда я закончу институт… Но ведь на самом деле еще ничего не решено, правда?
— Да, еще будет суд.
— Вот видишь! И я там выступлю и скажу. И ты тоже скажешь, да? — объяснишь им, что это несправедливо — в тюрьму его сажать, он же меня спасал! — она подалась вперед, засматривая ему в глаза с детской наивной верой в его привычное всемогущество.
— Да… несправедливо, — выдавил из себя Рамсфорд. — Но, Мэрион, я… — Он не хотел ей лгать, но и сказать напрямую, что собирается предать ее возлюбленного «прежде нежели пропоет петух»
[16]
, тоже язык не поворачивался.
Она не заметила его замешательства, торопясь высказать то, что пришло в голову:
— А к нему в тюрьму пускают? Я хочу его навестить, а то он там совсем один скиснет!
— Нет… то есть не надо тебе его навещать. Пожалуйста, послушай меня. Желательно, чтобы ты сейчас максимально дистанцировалась от него. — Ну вот, нужное слово наконец сказано. Дальше будет легче.
— То есть как это — дистанцировалась?!
Рамсфорд предпочел не заметить вскипающего в ее голосе возмущения.
— Мэрион, пожалуйста! Я не могу тебе сейчас объяснить всего, что происходит, но… так нужно сделать. Тебе нельзя навещать Рэя — и пожалуйста, не говори никому о своих с ним отношениях.
— Почему?!
— Потому что он женат. Италия — страна католическая, и общественное мнение может повернуться против него, если выяснится, что он затеял интрижку с молоденькой девушкой, когда дома его ждет жена.
— Но он же разводится!
— Формально он все еще женат. Мэрион, поверь мне, пожалуйста — я лучше в этих вопросах разбираюсь! Сейчас не стоит привлекать к Рэю лишнее внимание, а если репортеры узнают, что ты ходила к нему, встречалась с ним… Вообще говоря, лучше всего было бы, если бы ты на пару-тройку месяцев уехала в Штаты.
— Для кого лучше?!
— Для тебя. И для него тоже. — Впервые в жизни Рамсфорд лгал дочери; лгал — и боялся, что она это вот-вот поймет.
— Но ведь это же неправда, папа! — словно подслушав его мысли, воскликнула Мэрион. — Я знаю, зачем ты это говоришь, ты просто хочешь отправить меня отсюда, чтобы я лишний раз не нервничала, да?! — Гневно выпрямилась, опираясь руками о стол; голос зазвенел от возмущения: — Вы что, с Рэем оба до сих пор считаете меня слабенькой девочкой, которая свихнется от любого стресса?! Но вот, меня похитили — и я же не свихнулась! Я даже то, что Рэй женился, пережила, потому что знала, что мы все равно вместе будем! И никуда я не уеду! Пока он здесь — и я здесь буду. Нельзя нам встречаться, так хоть письма ему буду писать, чтобы он знал, что я тут, что я люблю его, и пусть он сколько угодно в тюрьме сидит — все равно я любить и ждать его буду!
И в этот момент посол остро и четко осознал то, что в глубине души понимал с самого начала: если он скажет сейчас все, что намеревался сказать — это будет последнее, что услышит от него дочь, дальше она слушать просто не станет: Потому что то, что для него разумный, пусть и вынужденный компромисс, для нее подлость и предательство — предательство, которое она не простит никому, даже родному отцу…
Он глубоко вздохнул и на миг закрыл глаза. Ох, девочка моя, ты даже не понимаешь… и, может, это и к лучшему, тебе не приходится сейчас выбирать…
Открыл глаза и махнул на стул.
— Сядь.
Мэрион села — брови сдвинуты, взгляд настороженный.
— Хорошо, — Рамсфорд сумел чуть улыбнуться. — Ты остаешься, но с одним условием: ты должна делать все как я скажу. Чтобы мне не приходилось спорить с тобой из-за любого пустяка.
Она энергично закивала, на лице снова прорезалась улыбка.
— Да, папа, конечно.
— Для начала завтра с утра собери Рэю вещи. Ничего модного и дорогого не нужно, все самое простое: джинсы, футболки, носки и кроссовки. Еще спортивный костюм. И не вздумай совать в карманы никаких записок — в тюрьме все равно все обыщут и найдут.
Брифинг был назначен на вторник.
В понедельник вечером на стол перед Рамсфордом легло подготовленное пресс-службой посольства заявление, которое он должен был зачитать журналистам перед тем, как начать отвечать на вопросы. Весьма малоинформативное и обтекаемое: мисс Рамсфорд была похищена, но в результате блестяще проведенной полицейской операции уже на следующее утро освобождена. Политических требований похитители не выдвигали, их целью был исключительно выкуп. Все это было обильно приправлено рассуждениями о проблемах преступности и реверансами в адрес итальянской полиции, чьи оперативные действия позволили вернуть похищенную девушку целой и невредимой.