О Рэе в заявлении, как и следовало ожидать, не было сказано ни слова.
Рамсфорд пробежал его глазами и отложил в сторону.
Не прошло и получаса, как вошла секретарша.
— Мистер Парсонс ждет в приемной. Спрашивает, когда вы сможете его принять.
— Впустите, — кивнул Рамсфорд.
По своему обыкновению, едва присев у стола, Парсонс сразу перешел к делу:
— Вы уже ознакомились с заявлением для прессы?
— Да.
— Мне кажется, там все вполне… корректно. Или вы считаете нужным что-то поменять?
— Нет, не стоит. Все действительно выглядит вполне корректно, — любезно подтвердил посол. С некоторых пор раздражение, которое он испытывал при общении с Парсонсом, утратило свою остроту, приобретя взамен привкус легкого злорадства.
— Если журналисты начнут задавать вопросы, касающиеся расследования инцидента, то им можно посоветовать обратиться непосредственно в полицию. Для вас же главное, что ваша дочь снова с вами, живая и здоровая.
— Да, разумеется.
— Пока что ни в одном СМИ о Логане нет ни слова. Впрочем, это понятно: полиции не хочется признаваться, что их «блестяще проведенная операция» на самом деле — фикция. Следовательно, о роли во всей этой истории Логана они будут изо всех сил стараться умолчать, что, в общем-то, совпадает с нашими интересами.
«Нашим интересами! — мысленно огрызнулся Рамсфорд. — Сказал бы я тебе! С каких это пор интересы бюрократов-перестраховщиков из госдепа стали моими?!»
— Если все же какой-либо вопрос о Логане будет задан, — продолжал вдохновенно вещать Парсонс, — то, мне кажется, вам не стоит в присутствии журналистов называть его своим приемным сыном. Это может быть неправильно понятно. Да, подростком он какое-то время жил у вас в доме, но после колледжа уехал в другой штат, и с тех пор вы много лет не общались.
Да, не общались… Действительно…
Сам Рамсфорд со своим отцом тоже не общался четыре с лишним года — после того, как, вместо того чтобы продвигаться по служебной лестнице в адвокатской фирме «Рамсфорд, Фогг, Такер и Со.» и со временем занять место в совете партнеров, ушел работать в офис окружного прокурора. Точнее, отец не общался с ним.
Потом мало-помалу они снова сблизились, особенно после рождения Мэрион, но отец так и не смог до конца простить, что сын, которого он прочил себе в преемники, предпочел этому политические игры.
Не удел ли это сыновей — выбирать другие пути?..
— А?.. Что? — Только сейчас он осознал, что Парсонс о чем-то спрашивает. — Простите, я на секунду отвлекся.
— Я спрашиваю, как себя чувствует мисс Рамсфорд. Кажется, она собиралась какое-то время провести в Штатах, подальше от неприятных воспоминаний? Когда она вылетает?
— Сейчас трудно сказать что-либо определенное. — Посол покачал головой. — Она до сих пор не оправилась от происшедшего — практически не выходит из своей комнаты, не хочет ни с кем общаться, жалуется на головные боли. Чуть что — в слезы, по ночам — кошмары…
Мэрион действительно третий день безвылазно сидела в своих комнатах, обложившись любовными романами, жалуясь на головную боль и капризно прося горничную то открыть окно — ей, мол, душно, то закрыть — неужели никто не чувствует, что с улицы пахнет бензином?! Актриса из нее была никакая, что Рамсфорд и не преминул сообщить, зайдя к ней вчера вечером.
— …В таком состоянии я не уверен, что ей можно куда-то лететь, — озабоченно добавил он, — тем более одной. Я бы хотел сам ее сопровождать, но, как вы понимаете, сейчас у меня нет такой возможности.
— Да, конечно… конечно, — деловито сказал Парсонс без тени сочувствия, словно подводя черту под еще одним пунктом в своем блокнотике. — По идее, никаких неожиданностей на брифинге возникнуть не должно, мне кажется, мы все предусмотрели.
Спускаясь к конференц-залу, Рамсфорд испытывал странный подъем, как в былые времена перед предвыборным митингом. Даже о там, что этот день скорее всего станет концом его политической карьеры, вспоминалось как-то мельком.
Пока пресс-секретарь посольства произносила вступительное слово, он сбоку из-за занавеса глянул на зал. Журналистов приехало не слишком много, от силы человек тридцать; прав был Парсонс, сказав, что если бы Мэрион погибла, то это вызвало бы у СМИ куда больший интерес. Сам Парсонс тоже присутствовал — затесавшись среди журналистов, скромно сидел в заднем ряду.
Услышав привычное «…посол Соединенных Штатов Америки Джефферсон Рамсфорд!», он вышел на сцену; поднялся на трибуну. Положил перед собой папку, в которой покоилось подготовленное пресс-службой заявление, и не стал ее открывать. Вместо этого обвел журналистов взглядом.
— Здравствуйте, господа! Здесь, сейчас я в первую очередь не посол Соединенных Штатов в Италии, а отец. Отец девушки, которая была похищена преступниками и чудом избежала гибели. Поэтому не спрашивайте меня о проблемах преступности и об отношении правительства США к международному терроризму. — Почувствовал, что аудитория заинтересовалась необычным началом, и позволил себе улыбнуться. — Давайте я лучше расскажу вам о том, как это все произошло, и о человеке, благодаря которому моя дочь осталась жива, который спас ее и освободил из рук преступников. — Скользнул глазами по лицу Парсонса — неподдельная, чистая растерянность — и тут же забыл о нем. — Этот молодой человек вырос в моем доме, и я считаю его своим приемным сыном Я говорю сейчас о Рэе Логане…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Солнце светило так ярко, что кондиционеры едва справлялись, и в зале вылета было невыносимо жарко, Мэрион нашла узенькую полоску тени и остановилась там, то и дело оглядываясь, не зная, с какой стороны появятся те, кого она ждала.
Наверное, ей стоило до посадки остаться в VIP-зале, тогда не пришлось бы терпеть эту жару. Или надеть что-нибудь попроще, а не новое платье из голубого шелка. Жакет она давно уже сняла и перевесила через руку, но все равно было жарко. Да еще эта чертова колючая босоножка! Мэрион уже трижды снимала ее, проверяла пальцем — нет там никакого гвоздя, и камешка нет! — и снова надевала.
Но все это сейчас было не важно. А важно лишь одно: они с Рэем летели домой.
Как папа добился экстрадиции Рэя — это слово Мэрион даже ночью, спросонья, могла бы теперь написать без ошибки — она не знала. Но судя по всему, это стоило ему немалых усилий. Он выглядел мрачным, вечерами почти не выходил в гостиную — сидел в кабинете, обложившись каким-то папками, и часами разговаривал по телефону. Если Мэрион заходила — смотрел на нее, сдвинув брови, словно она заведомо явилась мешать и отвлекать.
Потом вдруг сказал, что скоро им предстоит вернуться домой.
— А как же Рэй?! — недоуменно воскликнула она.
— Вопрос с его экстрадицией уже практически решен. И с тем, что судить его будут в Нью-Гемпшире, тоже.
