Она надеялась, что Рэй ей все подробно расскажет, вечером перед судом даже попросила его об этом.
— Слушай, не лезь ты ко мне со всякой чепухой, — огрызнулся он в ответ. Поморщился, будто ему в рот лимон пихали, добавил неприязненно: — И пожалуйста, не приставай ко мне ни с какими своими тряпками и шмотками! Мне сейчас совершенно не до того!
Это было на него настолько не похоже, что Мэрион слегка опешила. Не стала спорить, а тихонько отошла.
Ну да, он угадал, она и впрямь хотела попросить его примерить пару рубашек, чтобы посмотреть, какую лучше завтра надеть: оливковую, самую ее любимую, или белую в тонкую синюю полоску. Ведь то, как одет человек, тоже имеет значение! Не собирается же он, в самом деле, идти на суд в какой-нибудь футболке с Микки-Маусом?!
Уйдя в соседнюю комнату, Мэрион включила телевизор. Выбрала какой-то старый вестерн, сделала погромче: Рэй всегда любил эти дурацкие «стрелялки» — может, заинтересуется, придет? А там, глядишь, его и разговорить удастся…
Но он неподвижно сидел на диване, глядя куда-то в пространство.
С утра Рэй надел приготовленную для него оливковую рубашку, позавтракал и уехал. Вместе с папой — согласно разработанной Доусоном стратегии, тому как раз наоборот, следовало как можно больше общаться с прессой.
Мэрион не ожидала, что так тоскливо окажется сидеть дома, будто ее наказали за что-то. Каждые несколько минут она смотрела на часы, но стрелки ползли медленно-медленно.
Она все-таки заставила Рэя, уже с утра, пообещать, что он ей сразу, как только закончится заседание, позвонит и хотя бы вкратце расскажет, что и как. А потом, когда приедет, уже подробно.
Но пока никто не звонил…
Чтобы хоть как-то убить время, Мэрион спустилась вниз, на кухню — налила себе чашку кофе, поболтала с мисс Фаро. Та готовила обед — сегодня был «не Микин» день — и тоже нервничала, призналась, что у нее все из рук валится.
Снова поднявшись к себе, Мэрион включила компьютерную «бродилку», но через пару минут выключила — не хотелось. Ничего не хотелось, кроме одного: чтобы зазвонил телефон и, подняв трубку, услышать голос Рэя. Но пока оставалось только сидеть и ждать. И утешать себя, вспоминая, как в тот день, когда Рэй отказался от сделки с прокуратурой, Доусон сказал:
— Я расцениваю это их предложение как попытку сохранить лицо. Снять обвинение они не могут, тем более после всей этой шумихи, а проиграть дело не хотят. А если обвиняемый сам бы признал себя виновным — все, дело в шляпе. И еще… Сегодня со мной разговаривал Куган, представлять на суде обвинение тоже будет он. А он, конечно, амбициозный молодой человек, способный юрист, но, — адвокат покачал головой, — как мне кажется, не слишком подходит для этого дела. Когда речь идет об убийце или насильнике, его жесткая манера допроса импонирует присяжным, но в данном случае может вызвать к нему антипатию. А, как я уже говорил, в этом деле человеческий фактор будет играть не последнюю роль. Так что, я считаю, определенный шанс у нас есть…
Телефон зазвонил только в четверть второго. Мэрион схватила трубку:
— Да?
— Это я.
Наконец-то… От сердца отлегло.
— Ну что, что?! — нетерпеливо спросила она.
— Заседание закончилось. Следующее — послезавтра, в пятницу. — Голос у Рэя был мрачноватый, но не то чтобы совсем убитый. — Приеду, расскажу. Все, мне некогда!
Теперь ожидание стало совсем невыносимым. Мэрион еще с утра прикинула, что от суда до дома езды полчаса — это если быстро ехать. А если помедленнее, да еще где-нибудь пробка, наверное, получится минут сорок. Но прошло сорок минут… пятьдесят… час — она в нетерпении не отходила от окна, но знакомая машина у ворот все не появлялась.
Наконец между деревьями мелькнуло что-то серебристое. Мэрион всмотрелась — да, это они! — и побежала вниз.
Еще с лестницы услышала, как открылась входная дверь, по холлу гулко разнесся голос отца:
— …ты неправ. В том, что сказал сегодня Куган, есть пара моментов, которые нам на руку…
Добежав до Рэя, она обхватила его обеими руками. Голова привычно-уютно примостилась у него под подбородком, на глаза навернулись слезы. Только сейчас Мэрион осознала, как тревожилась за него и какое этот счастье — чувствовать его рядом.
— Рэйки, — потерлась макушкой об его подбородок. — Рэйки… — Взглянула вверх — он не слишком весело улыбнулся в ответ. Схватила за руку. — Пойдем, пойдем наверх, сейчас ты мне все расскажешь!
— Ладно, Рэй, потом поговорим, — кивнул отец. — Но повторяю, эта его фраза открывает для нас кое-какие возможности.
Пока Рэй переодевался, Мэрион изнывала. Ходила за ним по пятам, трогала — очень хотелось; когда снял пиджак, обхватила за плечо, уткнулась в него носом.
Но подробного рассказа это не заменяло. И вот — наконец-то! — он сел в кресло и начал:
— Ну что… первым выступал заместитель окружного прокурора. Он рассказал о том, как было дело: что я незаконно завладел пистолетом, стрелял из него в Тони и ударил Сантуццу. Что да, конечно, Тони похитил тебя, но брать закон в свои руки никто не имеет права и нужно было предоставить возможность действовать полиции, а не прибегать к насилию. Вообще он охарактеризовал меня как человека агрессивного и склонного к силовому решению проблем.
— Тебя?! — недоуменно переспросила Мэрион. Человека более незлобивого и терпеливого, чем Рэй, трудно было представить — уж она-то это хорошо знала!
— Да, меня, — Рэй мрачно скривился. — Короче, он потребовал для меня четыре года тюрьмы плюс два года условно. После него выступал Доусон. Он сказал, что существуют ситуации, когда формально человек нарушает закон, но, поскольку речь идет о спасении другого человека, то тут нет преступления и нет вины. Я даже запомнил… сейчас… — зажмурился, припоминая, — ага, вот, слушай:
«Человек ломает калитку и врывается на чужой участок. Несомненно, это незаконное действие. Ну, а если он увидел за оградой ребенка, который зовет на помощь, отбиваясь от злобного пса — тогда как? Будем ли мы считать его виновным? Иди, скажем, один человек бьет другого, который при этом не сделал ему лично ничего плохого. Насилие? Несомненно! Да, но пострадавший пытался изнасиловать женщину, избивал ее — и случайный свидетель происходящего попытался, как мог, его остановить! Или что, он должен был не вмешиваться, пройти мимо, а потом, отойдя подальше, вызвать полицию? Иными словами, можно ли осудить поступок человека в отрыве от причин, вызвавших этот поступок?»
То есть он все время проводил одну и ту же линию: что да, многое из того, о чем говорил заместитель прокурора, действительно имело место, но существуют смягчающие обстоятельства, которые снимают с меня вину и оправдывают мои действия. Вот, пожалуй, и все.
— Все? — переспросила Мэрион недоуменно. — И больше ничего не было?
— Ну, еще обвинение улики представляло — пистолет, из которого я стрелял, и видеозапись допроса этой… Сантуццы. Она тараторила по-итальянски, переводчик в зале суда синхронно переводил. Она заявила, что не знала, где тебя прячут, а в подвал пошла потому, что так велел Тони. Вот… — пожал плечами и наморщил лоб, словно у него заболела голова, — теперь уж точно все. И хватит об этом говорить, давай лучше кино какое-нибудь веселенькое посмотрим!
