Выпили. Закусывали копченым салом, которое Лукьянов принес
из дому. Закуски фигурант с собой не взял – Бушуев правильно определил причины.
Другое дело, конечно, что изощрялся фигурант не столько от неосторожности,
сколько все ради того же шику.
В половине двенадцатого он «по нечаянности» зацепил провод,
ведущий к устройству сигнализации, и удовлетворенно выслушал разговор Лукьянова
с дежурным на пульте Игнаточкиным. Да, Игнаточкину этот разговорчик дорого
обойдется. Повезет, если после нынешней ночи его просто выгонят вон из рядов
нашей славной милиции. А скорее всего – судить будут. Пришьют небось служебную
халатность…
Ну, теперь, когда Игнаточкин был «обезврежен», руки у
фигуранта были развязаны. Пока только в переносном смысле слова, потому что
пальцы все еще скрывались под бинтами.
– Пойдем покурим, да я домой двину, – сказал он.
– Жалко, – протянул Лукьянов. – Больно выпить еще охота.
– Мне тоже. Знаешь, у меня дома еще бутылка есть. Хочешь,
принесу? И пожрать чего-нибудь прихвачу.
– Здорово! – обрадовался Лукьянов. – Давай живо, одна нога
здесь, другая там.
И, не желая терять ни минуты, он направился к двери, чтобы
открыть ее и выпустить приятеля.
Фигурант последовал за ним. Молоток, лежавший в углу, он
приметил еще раньше и внутренне усмехнулся: вот и орудие убийства. Конечно, он
принес с собой свой молоток, который был удобно размещен в двух петельках,
пришитых под борт его куртки, но лучше обойтись этим. Этот молоток лучше
вписывается в версию, которую фигурант намерен был разработать для следствия, –
убийство произошло необдуманно, сгоряча, и только потом преступник решил
вскрыть сейф. Молоток он бросит рядом с трупом. А свой трогать не будет. Иначе
потом, после убийства, его пришлось бы выбросить – вместе с «рабочей» одеждой и
обувью. Нет уж, в хозяйстве пригодится!
Лукьянову не терпелось отправить приятеля за вином – он шел
к двери слишком быстро, и фигурант испугался, что милиционер успеет выйти на
крыльцо. Убивать его там казалось слишком рискованно. Оно конечно, на дворе глухая
ночь, однако мало ли чей недобрый глаз выглянет не в пору? Всякое в жизни
бывает!
Окликнуть? Остановить?
Он оглянется. А ударить его в лоб фигурант был не готов.
Просто побоялся, что рука дрогнет. Нет, не от зрелища смертельного ужаса в
глазах Лукьянова! А вдруг тот успеет увернуться? Николай Лукьянов – мужик
крепкий, если схватиться с ним врукопашную, исход может оказаться самым
неожиданным.
Он был готов убить, но не был готов погибнуть сам. Поэтому
неловко схватил с полу молоток и ударил Лукьянова по затылку.
Неудачно получилось…
Фигурант сразу понял, что это не смертельный удар. Только
слегка раскроил кожу.
Лукьянов качнулся вперед, назад, растопырил руки, словно
пытаясь за что-то ухватиться…
Эти секунды дали фигуранту время собраться, поудобнее
перехватить молоток и ударить уже в полную силу.
Он едва успел отпрянуть – кровь брызнула!
Колени Лукьянова подогнулись… Фигурант ударил снова, снова и
снова – жертва осела еще ниже, ниже. Кровавые брызги разлетались в стороны.
Вот когда он начал хвалить себя в первый раз – за то, что
позаботился о «рабочей одежде»! Вообще-то только эта мысль была у него в голове
в то время, когда руки, словно бы сами собой, словно и впрямь исполняя некую
работу, к примеру, вбивая упрямый гвоздь, вздымали и вновь опускали молоток.
Лукьянов уже упал, а молоток все бил, бил…
Наконец фигурант остановился. Рот его был полон слюны. Он
хотел сплюнуть, но этого было никак нельзя делать. Анализ слюны все равно что
анализ крови человека.
Возможно, никто из деревенских ментов до этого не додумался
бы – провести анализ слюны. Но довольно того, что додумался фигурант. Сплюнь он
сейчас – и не знал бы покоя, дергался бы, как карась на сковородке. И рано или
поздно выдал бы себя. А ему надо было оставаться спокойным – любой ценой. Еще
столько предстояло выдержать…
По сравнению с этим зажмуриться и заставить себя проглотить
собственную слюну было не столь уж сложным делом. Он проглотил. Потом подавил
желание отереть рукавом вспотевший после этой тяжелой работы лоб – нельзя
вытирать, мог оставить кровавый след.
«Каинова печать, – произнес кто-то ледяным голосом
прокурора. – Каинова печать…»
Да ну, что за чушь!
Он взял Лукьянова за ворот и ремень и без особой натуги
перенес тело в подсобку.
Снял бинты, сунул их в полиэтиленовый мешочек и спрятал в
карман. Надел перчатки.
Расшвырял по комнате приготовленные заранее пуговицы и
шпильки.
Покачал головой с неким подобием тоски. Вряд ли кто оценит,
конечно… вряд ли кто заметит, что пуговки не новые! Проще простого было бы
купить в магазине десяток новехоньких пуговиц. Нет, в той же московской
комиссионке фигурант прикупил женскую кофточку и содрал с нее пуговицы,
захватив их в горсть. Кое-где на них остались нитки, кое-где вообще ткань
выдралась с мясом… Полное впечатление, что пуговицы вырваны в драке. Шпильки
пришлось, конечно, купить новые. Но это ничего. Все равно эти тонкости для
профессионалов, которых в Заманихе и даже в районе не найдется. Фигурант
занимался этим исключительно из любви к искусству. Он хотел совершить идеальное
преступление – такое, которое невозможно раскрыть.
Так… Он придирчиво огляделся вокруг. Теперь осталось самое
главное: взять деньги. То есть сделать то, ради чего он сюда пришел.
Август 2001 года, Зеленый город
Водитель Гоша ждал Меншикова часа полтора. Сначала он
прочитал пару глав Дика Фрэнсиса и разочарованно пожал плечами, потому что
книжка оказалась совершенно не в его вкусе: сколько страниц перелистал, а еще
никого не убили, никому не набили морду – какой же это детектив?! Потом Гоша
успел немножко вздремнуть, сбегать украдкой отлить за ближайший гаражный
кооператив, купить в «комке», дышащем на ладан от безлюдья, батончик «Пиквика»
и медленно сгрызть его, восполнить недостаток жидкости в организме бутылочкой
«Саровской» и поглазеть на красивую брюнетку в обтягивающих джинсиках и столь
же обтягивающем легком джемпере. Фасон этого джемпера, с точки зрения Гоши, был
весьма провоцирующим: воротник под горлышко, как у свитерка, а ключицы и плечи
открыты. И вышеназванные ключицы с плечами, и обтянутая джемпером, но явно не
стесненная бюстгальтером грудь были у девушки выше всяких похвал, иссиня-черные
курчавые волосы метались по плечам, попка будила самые смелые мечты…
