Это, конечно, будет верхом глупости. Наглость штука хорошая,
но переходить границы не стоит: удача, как известно, не любит, когда ее пытают
до бесконечности.
Он погнал «казанку» вперед, то и дело озираясь по сторонам,
дивясь прихотливо изменившимся откосам и склонам и выбирая достаточно плоский и
отлогий бережок. Ему вполне подошла бы сухая песчаная отмель…
Август 2001 года,Трасса Нижний Новгород - Зеленый город
Автобусы в Зеленый Город отправлялись с Сенной площади, и,
пока Александр добрался туда из Высокова, прошло не меньше сорока минут.
Автобус, шедший на Сенную, стоял на конечной остановке долго-долго! Шофер то
ходил покурить, то спорил с диспетчером, то пинал шины, то амурничал с
хорошенькой барышней из киоска со «Сникерсами» и «Спрайтами»… Нетерпение
Александра за время ожидания слегка поугасло, уступив место раздумьям: а что
случится, покажи он вот так, с порога, Манихину фотографию цыганки, в смысле,
Эльвиры? Вдруг тот сразу опознает в ней свою отравительницу, и…
Александр отлично помнил, что произошло с Петром Федоровичем
при упоминании Бушуева. Да они с Серегой еле привели больного в сознание,
Александр уже тогда подумал было, что все их размышления насчет отравления
мышьяком – полная чушь, потому что припадок Манихина более всего напоминал
страшный аддисонический криз. Но это было просто очень сильное потрясение –
настолько сильное, что Манихин от него не скоро оправился. А может быть, и
вовсе не оправится никогда. Александр вспоминал, какое у него было выражение
глаз, когда он рассказывал о Бушуеве и его злобном преследовании ни в чем не
повинного человека: выражение глубокого смирения и тоски, словно он столкнулся
с чем-то необъяснимым, неотвратимым… вроде смерти. Только еще страшнее. И если
еще «цыганочка Эля» окажется той самой цыганкой с Канавинского базара, тут уж
никуда не денешься: придется принять версию о потаенном враге, который уже
долгие годы готовился нанести удар – и вот наконец…
Шекспир, ну просто Шекспир. Роковая ненависть, роковая
страсть и все такое.
С другой стороны, Шекспир потому и дожил до наших дней «во
всей славе своей», что и роковая страсть, и роковая ненависть, и умение
смертельно любить и изощренно мстить – это извечные свойства человеческой
натуры, пусть глубоко задавленные обыденностью, но живые, живучие, умирающие в
иных душах лишь с последним трепетанием сердца человека и долго еще потом
реющие над его остывшим телом. А если Лев Толстой, к примеру, Шекспира терпеть
не мог, то это его личная проблема, не затрагивающая величия английского
драматурга. Вот доктор Александр Меншиков «глыбу и матерого человечища» ни во
что не ставит, но величия Льва Толстого в русской литературе это никак не колеблет,
ведь нет же?
Александр знал за собой эту слабость – когда какая-то
проблема представлялась ему неразрешимой или болезненной, он спешил скрыться от
нее в мир литературных ассоциаций, как бы заслониться ладонью от солнца, создав
для раздраженного загадкой сознания иллюзию тени, хотя светило по-прежнему
упирало свой раскаленный перст в его макушку.
Шекспир, значит… Ну-ну. Деваться некуда: придется отрешиться
от всех этих утешительных «быть не может» или «чепуха какая!», а также
«нормальный человек на такое не способен!» и вспомнить: Шекспир описывал отнюдь
не пациентов психиатрической лечебницы. Его героями были мужчины и женщины, у
которых однажды чувство взяло верх над разумом. Они мгновенно и безудержно
влюбляются, мгновенно преисполняются роковой ненависти, мгновенно вызревают для
свершения преступления. Но это происходит в пьесе, потому что сцена диктует
свои законы. Сколько длится спектакль – два, три часа? Но жизнь человеческая
гораздо длиннее, а потому динамика растянута во времени и пространстве, кажется
неощутимой и незаметной: порой процесс вызревания чувства невозможно разглядеть
под наслоениями суеты, и поэтому, когда происходит взрыв, он кажется громом
среди ясного неба.
Какое там ясное! Вокруг солнца уже давно клубились тучи!
Александр понимал, что он слишком недавно и неглубоко
заглянул в жизнь Манихина, чтобы суметь хоть что-то понять в череде (вернее,
мешанине!) событий, происходящих вокруг этого несчастного человека. Он еще мало
знал, а для построения каких-то догадок и выводов у него было безнадежно ничтожное
количество данных. Манихин ждал от него помощи, это верно, но при этом он
рассказал Александру лишь то, что считал нужным, выдал ему некий верхний срез
своей жизни. Его можно понять. Он использовал Александра как наемную силу, это
и диктовало правила игры между ними.
А вот окружение Манихина вело себя на редкость непонятно.
Казалось, что им было глубоко безразлично, что на самом деле произошло и что
еще произойдет с человеком, от которого зависело их существование, хотя, по
сути, он был тем центром, вокруг которого вращалось все их бытие. Они
старательно изображали из себя пешек, которыми руководит игрок Манихин, однако
Александр кожей чувствовал, что не все в этом богатом доме так уж просто и
гладко, как пытается это изобразить каждый живущий в нем человек. В жизни,
болезни и смерти Манихина все они имеют какой-то свой интерес… нет, не
обязательно – выгоду, даже наоборот, но трагедия Манихина – это не основа, а
лишь фон для собственной, личной трагедии каждого из них.
Это ничем не обоснованное открытие поразило его. Интуитивно
– как всякий Лев, он был интуитивист стихийный, не склонный к глубоким
размышлениям и обобщениям, но весьма доверяющий своим даже самым смутным
ощущениям, – он чувствовал, что прав. Никому в этом загадочном доме верить нельзя.
Не потому ли Манихин обратился за помощью к человеку постороннему – у которого
в этом деле только материальный интерес, – что боится неких моральных факторов,
определяющих поведение самых близких ему людей? С женой они прорвались друг к
другу через неисчислимые препятствия… Он спас жизнь Сереге, а Марина спасла его
самого… Но почему, зачем?
Александр усмехнулся, покачал головой. Он знал за собой
такую слабость: привязываясь к кому-то, наделять его самыми лучшими, достойными
чертами, оправдывать даже явные недостатки – до той поры, пока жизнь не
заставит сбросить розовые очки и удивиться, порою – даже ужаснуться собственным
заблуждениям. Манихин привлекает Александра не только как интересный «случай из
практики». Привлекает сила его личности. Но чего он не договаривает? О чем
умалчивает?
Еще вопрос: а зачем тебе это знать, доктор Меншиков? Ведь,
как известно, меньше знаешь – лучше спишь…
– Да вы что, спите, молодой человек? На Сенной выходите?
Выходите, спрашиваю?
– Да, да.
