Это верно. Но только одним везет, а другим – нет. Одним
сходит с рук оставить ключик в столе под газеткою, а у других этим ключиком
окажется вскрыт сейф. Одним ничего не будет за то, что они откроют во время
дежурства кому-то дверь сберкассы, а другим за это проломят голову тридцатью ударами
тяжелого предмета…
Убийцы Лукьянова унесли из сейфа восемьдесят тысяч рублей.
Дело происходило в 1980 году. На эти деньги тогда можно было купить восемь
автомашин «Волга». Так, на минуточку вообразить…
Август 2001 года, Зеленый город
– У тебя денег, случайно, нет? – спросила Нина, лениво
проводя пальцем по груди Александра. – А, май лав? Как насчет маленькой денежки
для твоей хорошей девочки?
– На мороженку? – отозвался Александр, убирая ее руку (он
боялся щекотки) и изо всех сил стараясь говорить спокойно, хотя в душе
мгновенно взвились вихри. Не в деньгах было дело, не из-за них он завелся с
пол-оборота… хотя нет, именно из-за денег. Вернее, из-за этой Нинкиной манеры
начинать подобные разговоры тотчас после любви. Как будто она не понимает, что
так могут вести себя только продажные женщины? «Я тебе дала, а теперь ты мне
дай». Хоть бы какие-то приличия соблюдала, что ли… Не могла подождать даже
полчаса, когда они встанут с постели и, подобно добропорядочной семейной паре,
усядутся пить чай? Но в том-то и дело, что они не добропорядочная пара, даже
любовниками их трудно назвать в полном смысле слова… нет, они просто знакомые,
которые встречаются не по любви, а вот именно что для спорадического
трахен-бахена. Как выражаются в народе – когда приспичит. Ни того ни другую эти
поцелуи во имя исполнения некоего обряда прелюдии или вымученно-ласковые слова
особо не заводят.
Оба спешат поскорее перейти к делу, но после некоторых
торопливых телодвижений вздыхают с явным облегчением не из-за того, что
достигли наконец блаженства, а просто потому, что дело сделано и можно не
играть друг перед другом в какие-то чувства, не изображать влечение – лучше
полежать, отдохнуть, потом принять душ, попить чайку, уже с трудом сдерживая
желание поскорее расстаться – и наконец разбежаться до следующего «когда
приспичит», а это может произойти через неделю, через две, три, через месяц, а
то и больше. Как-то раз они не встречались месяца три. И ничего, никто особо не
страдал в разлуке. «И все же… если хоть изредка изображаем некое подобие любви,
значит, должны соблюдать определенные приличия, – тоскливо подумал Александр. –
Чтобы хотя бы друг перед другом стыдно не было».
Ага, приличия! Не в приличиях дело. Тебе не хватает
романтики. Вернее, этой самой любви… не количества и качества фрикций, а именно
любви!
Ну и что? Мало ли кому чего не хватает? Тебе – любви, Нинке
вон – денег…
– Сколько тебе надо? – спросил он, изо всех сил пытаясь
скрыть затаенную обиду.
– А у тебя сколько есть?
У Александра было пятьсот рублей и еще те две зеленые
бумажки по сто, полученные нынче ночью. Вот интересно, позвонил бы он сегодня
Нинке, зазвал бы ее в койку, если бы не было ночного приключения и этих двух
женских фигур, одинаково стройных, высоких, одной – со сверкающим золотом
волос, другой – со смоляной косою? Они были словно день и ночь и звались
удивительным именем Анна-Марина…
Стоило их вспомнить – и его снова пробрала дрожь
подступающего желания. Встал, набросил тонкий штапельный халат, чтобы Нинка не
увидела этого – ведь не ее он захотел так внезапно, зачем же отводить ей роль
куклы из секс-шопа, а точнее, подобия латексной вагины?
– Сколько есть? Пятьсот рублей, – буркнул он, вдруг решив,
что не только не скажет ей про доллары, но даже и тратить их не будет. Самое
правильное было бы их вернуть, но стоит только представить, как глупо это будет
выглядеть… Нечего кривить душой: даже если потащишься делать такой нелепый
жест, только лишь для того, чтобы увидеть сам знаешь кого. Но во-первых, не
факт, что увидишь, – скорее всего охранник Серега и за ворота не пустит, а
во-вторых, ночь с ее тайнами – это одно, день – другое, он несет иной раз такие
разочарования… Нет, деньги возвращать – кретинство. Если они так уж разъедают
твое самолюбие, то пусть валяются. Как говорится, на черный день. Кушать баксы
не просят, а черный день однажды и в самом деле может наступить.
– Пятьсот? До какого? До двадцатого? – Нина чуть
нахмурилась, как бы рассчитывая в уме. – Ладно, дай мне триста пятьдесят,
поделим по-братски.
Спасибо, что хоть все не потребовала, смиренно вздохнул
Александр. Все-таки до двадцатого, то есть до зарплаты, еще жить да жить. Но
все равно, он отдал бы ей все, что ни попросила бы. От стыда за себя, за то,
что позвал сегодня, звал раньше… за то, что не хочет больше звать, но, может
быть, не удержится. Вообще-то, по-хорошему, Нинка девчонка нормальная, а если в
постели лежит бревно бревном, так, может, в этом прежде всего Александр и
виноват? Но что поделаешь, если в ее присутствии ничего особенного с ним не
происходит? Не звенит …
– Тогда тебе придется подождать, я спущусь вниз в магазин,
разменяю. Пятисотка моя одной бумажкой.
– Разменяй, – согласилась Нинка.
– Только сначала в душ забегу.
– Ага. А я пока чайник поставлю.
Александр включил газ, подождал, пока раскочегарится колонка
– он любил очень горячую воду, – и влез в ванну. Задернул шторку, направил на
себя душ – и подумал философски, что разрядка, даваемая женщиной, – это всего
лишь разрядка, снятие статического электричества, а наслаждение – вот оно, эти
почти раскаленные струи, омывающие тело, горячий пар, ощущение легкости и
чистоты…
– Сашка-а! О-ой, нет, не надо, что вы…
Истерический крик Нины, потом захлебывающаяся скороговорка,
потом поток прохладного воздуха, ворвавшийся в горячий кокон, которым только
что был окутан Александр, – кто-то резким рывком отдернул пластиковую шторку… и
тотчас он увидел, кто это.
Невысокий, широкоплечий, чем-то смутно знакомый парень –
совсем молодой, небось не больше двадцати лет, но весь какой-то потрепанный
жизнью, про таких говорят: «Битый-перебитый!» – держит перед собой Нину,
безжалостно заломив ей руку. В руке – пистолет, дуло уперто Нине в висок, как
будто мало этой вывернутой руки, которую и сломать можно, если силу приложить.
Взгляд Александра скрестился со взглядом светло-карих
насмешливых глаз – этому типу с пистолетом было весело! – и он мгновенно понял,
что попытка хлестнуть его струей горячей воды из душа будет напрасной: он
просто-напросто прикроется Ниной.
– Саша, ой, Саша… – стонала она, заводя от боли глаза.