Август 2001 года, Зеленый город
– И… что потом? – наконец спросил Александр. У него у
единственного хватило сил что-то сказать: Анна и Серега молчали как убитые.
– Ну, что? – зло повернулся к нему Манихин. – Зарыл я его. В
погребе… Там ведь и впрямь тайник был, но о нем ни одна собака не знала, кроме
меня. Зарыл, кирпичами заложил, сверху зацементировал. Не ленился – всю ночь
весь пол замазывал. И видимо, хорошо зарыл, если за двадцать лет ни одна собака
не нашла. Так и сгинул Ванька Бушуев не то в Сибири, не то на Урале, не то в
Казахстане. Уехал – и пропал навеки!.. Вот потому я сразу неладное и почуял,
когда ты мне от него, покойника, привет передал.
– А-а, ну, теперь понятно, – наконец подала голос Анна. –
Понятно, почему, когда я Бушуева сегодня упоминала, ты сказал, что веришь мне.
Если я его вспоминаю, значит, думаю, что он жив, правда?
– Конечно. Я тогда сразу понял, что со мной чудесит кто-то,
кто эту старую историю решил ковырнуть. Кто-то из своих, из заманихинских! Ну,
выбор был невелик: ты да Серега. Но чтобы Маринка… В жизни не поверю. Она ж
меня спасала дважды…
– Про первый раз я уже объяснил, – сказал Александр. – А во
второй раз – по той же причине. Она думала, что вы – убийца ее отца. И, как
выяснилось, не ошибалась. Это убеждение перешло к ней от матери. Мать жила
ожиданием, что вернется Бушуев и сможет доказать вашу вину. Поэтому Марина и
передавала вам привет от Бушуева. Она хотела, чтобы вы мучились от страха. Она
хотела, чтобы вы мучились долго.
– Ну, хотела и добилась, – ответил Манихин, отступая на шаг
в прихожую и разглядывая в зеркале «бронзовую маску». – А ты, если такой умный,
небось знаешь, как она меня травила?
– Знаю, – кивнул Александр.
– Знаю, но не скажу? – раздельно, с издевкой проговорил
Манихин. – Ведь не скажешь?
Александр посмотрел на его лицо и опустил глаза. Пару часов
назад он пытался дозвониться до этого человека, готов был среди ночи ехать к
нему в Зеленый Город, только чтобы сказать, предупредить, спасти! Смешно!
И еще смешнее: если бы Манихин не явился сюда нынче ночью,
Александр утром помчался бы к нему – рассказывать! Открывать тайну!
А что теперь?
– Вы знаете? – Анна гибко, молодо вскочила с дивана. – Вы
знаете причину? То есть это никакой не гиперарсеникум? То есть существует
конкретный источник отравления, и, если его устранить, Петр сможет выздороветь?
Александр пожал плечами:
– Думаю, что да.
– И, зная это, вы не скажете… не откроете причину?
Он молчал.
– Послушайте… – Голос Анны вдруг сделался вкрадчивым. – Если
вы хотите денег… больших денег…
Он покачал головой:
– Не в этом дело.
– А в чем? Тогда в чем? В сладости власти над несчастным,
измученным человеком? Или вы решили взять на себя роль карающего ангела? Решили
исполнить то, что не удалось Ивану? Уподобились мстительным сестрицам
Лукьяновым? Так?
Александр молчал, вдруг поняв, что не знает, почему не хочет
сказать Манихину всей правды. Не знает! Неужели его в самом деле так возмутила
и взволновала та старая история? А ведь и в самом деле старая. Это он узнал все
впервые, для него это – потрясение, а для Манихина, для его жены все давно
поросло бурьяном, не живет, не болит, не мучит. Если бы не Марина с ее
кошмарной, изобретательной местью, они и думать забыли бы обо всем этом!
Хотя нет. Серега-то появился в жизни Манихиных раньше, чем
сестры Лукьяновы, после браков скрывшиеся за фамилиями мужей: одна стала
Холмская, другая Володина. Может, они и замуж-то шли, чтобы изменить фамилии? С
этих сестричек станется! Видимо, они были очень близки, если даже после
исчезновения Эльвиры Марина иногда гримировалась под нее, одевалась в ее одежду
и появлялась в ее квартире – тайком.
Впрочем, сейчас речь не о них, а о Сереге. Серега появился у
Манихиных раньше, и хозяин взял его в дом именно из-за того, что парня звали
Сергей Николаевич Лукьянов. Да, память Манихина кровоточила всю жизнь. По сути,
Петр Федорович уже отбыл тот срок, которого так боялся. И вместе с ним отбывала
этот срок жена, которая знала или подозревала о его преступлении, пыталась
отогнать от себя эти подозрения, а сейчас на все готова, чтобы его спасти.
Любила не за что, а вопреки. Любила той любовью, которая
способна все оправдать, все простить, отпустить все грехи. Возвышенной любовью?
Низменной? Сильной?
Как найти слово для этого чувства и есть ли оно, это слово?
Интересно, какие еще доводы придумает Анна, чтобы убедить
несговорчивого доктора Меншикова?
– Вы, видимо, праведник, да, Саша? – проговорила Анна
голосом, исполненным такого презрения, что у Александра даже висок заныл.
Словно бы ударила, честное слово! – Вы никогда не грешили и не каялись? Хорошо
вам. Скажите, каково это – чувствовать себя безгрешным, ни в чем не виновным?
– Вы тоже ни в чем не виновны, – буркнул Александр. – Вы
никого не убили, не ограбили, вы, уверен, даже не подозревали…
– Подозревала, – дерзко кивнула она. – Я же не дура! Эти
деньги… домик в Краснодаре, теткино наследство… Петр был очень осторожен с
деньгами, очень. Он покупал недвижимость – там, тут, доллары, золото… у нас
есть старинные золотые монеты, хотите? Ах да, вы же не стремитесь к богатству!
– усмехнулась она. – Вложения были очень разумными, у Петра отличное деловое
чутье, поэтому нас не задели ни реформы, ни кризисы. А потом уже стало все
равно, откуда у тебя деньги, главное, что они есть. Я подозревала, но старалась
не думать об этом. Я любила его, люблю… А потом, чем я лучше? Чем хуже? Он убил
ради меня, я тоже убила ради него.
Петр Федорович и Александр враз посмотрели на нее, потом
друг на друга и опять на Анну. Но они ничего не сказали. Их опередил Серега:
– Та цыганка в машине? Это вы ее?..
– Да, – с вызовом призналась Анна. – Я ведь думала, что это
из-за нее так заболел Петр. Она отвязалась от меня в лесу, но потом снова
появилась возле дома. Теперь я понимаю – может быть, она искала Марину. Но
тогда я этого не знала. Я зазвала ее во двор, будто бы поговорить, потом… – она
отмахнулась, – потом все неважно. Я втащила ее в гараж, положила на заднее
сиденье машины и стала думать, как теперь быть. Ведь я не умею водить
автомобиль. Я решила поговорить с Сергеем, умолять его… Но именно в тот вечер ты,
Петр, решил покончить с собой. Сергей был убежден, что цыганка – твоя жертва.
