– Перейдем же к делу, о гибкий Аспар. Ты передал своему царю предложение римлянина?
– Разумеется, великий царь.
– И к чему склоняется сын мой Югурта: к продолжению войны или к поискам мира?
Нумидиец опять произвел несколько гимнастических упражнений на ковре перед парчовым троном мавританца.
– Для начала он велел мне сообщить о своих более мелких предложениях, но которые могли бы смягчить твое сердце и дружественнее настроить твой ум.
– Что ты имеешь в виду?
– Твоего сына Волукса.
– Он предатель и будет казнен.
– Ты волен сделать это, и тебя назовут справедливейшим среди царей. Но ты также волен вспомнить о древнем мавританском обычае.
– Каком еще обычае?!
Аспар улыбнулся самым приторным образом.
– По старинному мавританскому обычаю, жизнь провинившегося может быть выкуплена, если на то будет согласие богов и воля того, кто обладает правом казнить и миловать.
Бокх нахмурился. Такой обычай действительно существовал. Напоминая о нем, нумидиец вторгался в самую гущу отцовских переживаний мавританского царя. Он любил старшего сына, возлагал на него все свои надежды, и поэтому убить его собственными руками…
– Югурта хочет выкупить жизнь моего сына?
– Да, за сумму, которую ты назовешь.
– Для чего ему это?
– Он знает, что такое отцовское горе, и хотел бы избавить тебя от этих переживаний.
Бокх хлопнул себя по колену и поморщился от боли.
– А не потому ли он хочет сделать это, что Волукс предан ему больше, чем мне; не мой ли сын старался поссорить меня с римлянами, ведя квестора Суллу в приготовленную нумидийцами засаду?
Аспар потупил взор.
– Передай Югурте, чтобы он не вмешивался в мои семейные дела, раз уж нельзя избавиться от его вмешательства в дела моего царства.
– Передам, великий царь.
– А сначала скажи, собирается ли Югурта мириться и на каких условиях?
– Скажу я так, царь мой Югурта, сын Массиниссы, прежде всего готов воевать с римлянами, ибо считает, что победа над ними возможна. По доходящим до него сведениям, у них большие неприятности в самой Италии. Народы севера начинают подниматься против них, и если мы сейчас нанесем…
– Я не спрашиваю о военных планах твоего царя, пусть он мне откроет свои мирные планы.
Аспар склонился в поклоне, первая часть его миссии провалилась. К войне Бокха не склонить. Этого следовало ожидать, но такое известие не обрадует нумидийского царя.
– Что же ты молчишь?
– В том случае, если ты, великий царь, твердо решил вложить свой меч в ножны, моему господину остается сделать только то же самое.
– На каких условиях, как именно он себе это представляет? Условия римлян ты знаешь.
– Да, они, как всегда, требуют слишком многого.
– И всегда получают то, что требуют, насколько мне известно.
Толстяк вздохнул.
– План моего повелителя таков. – Он оглянулся, нет ли кого-либо поблизости, и понизил голос. – Югурта предлагает начать мирные переговоры с пленения Суллы. – Бокх хотел что-то сказать, но удалось ему лишь закашляться. – Да, да, добиться мира можно, лишь держа в своих руках этого человека. Он родовит и уважаем. Командующий римской армией в Африке, консул покроет себя позором за то, что допустил его пленение. Мария сместят, а с вновь прибывшим командующим нам будет разговаривать много легче. За ним не будет грехов прежнего консула. Пройдет также некоторое время, и у нас появится возможность восстановить и даже увеличить наши силы. За это время северные народы добьются еще больших успехов, римляне, вынужденные держать свои основные силы в Цизальпинской Галлии, станут сговорчивее здесь.
Царь слушал и не мог отделаться от мысли, что в словах толстяка есть много такого, что ему самому приходило в голову. Да, план хитроумного Югурты был похож на реальный, но только похож. Всем своим существом мавританец ощущал, что в последнем, конечном смысле Югурта, со всеми своими талантами, со всей своей изворотливостью и баснословным золотом, обречен перед лицом неумолимой машины под кратким названием Рим.
– Наши силы и сейчас не так уж малы. Мой повелитель вооружил еще двенадцать тысяч всадников. Правитель Кирены пришлет две тысячи пращников, гетулы готовы выступить, им нужно только заплатить и вернуть заложников…
Нумидиец говорил еще долго и страстно, перечисляя возможности, имеющиеся в руках Югурты, и те, что очень скоро попадут в его руки. Бокха стало клонить в сон, в странный сон безразличия. Чтобы стряхнуть с себя наваждение, он резко сменил тему разговора:
– А сколько Югурте не жалко заплатить за Волукса?
Аспар сбился с плавного ритма, к тому же прежде, чем отвечать, хотелось рассмотреть подвох, который, несомненно, был заключен в вопросе царя.
– Два таланта золотом могут быть доставлены хоть завтра.
– Золотом? Два таланта? – Бокх поежился, это и в самом деле были деньги.
– И это не предел. В горах Айюба как раз моют золото, к новолунию будет не менее таланта золотого песка.
– Что ж, – усмехнулся царь, – Югурта высоко ценит моего сына. Мне это приятно.
Аспар расплылся в улыбке. Дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки.
– То, что ты рассказал о планах и приготовлениях Югурты… Клянусь всеми перьями богини Мба, он на верном пути, но сейчас воевать мы не можем, согласись.
– Сейчас – нет, но скоро сможем.
– Народ ропщет, голодает и ропщет.
– Югурта уже купил хлеб в Сицилии через подставных лиц, скоро у нас будет вдоволь хлеба.
Бокх поднял руку, показывая, что в этом направлении разговор далее не пойдет.
– Воевать мы не можем, а мир лучше всего заключать, держа в своих руках влиятельного римлянина.
– Именно, именно так, великий царь.
Царь задумался, и было видно, что это дается ему тяжело. Наконец он проговорил медленно, как бы через силу:
– Хорошо, я пошлю за Суллой. А когда он приедет, видимо, прикажу его взять. – Огромное тело Аспара тряслось от радости, он уже представлял, как будет излагать эти слова своему царю. – Пусть приезжает и Югурта, я не хочу, чтобы виновником пленения римского квестора был я один.
– Но тогда, великий царь, не лучше ли тебе будет указать место, где сейчас скрывается римлянин, и воины Югурты все проделают сами, твое имя отодвинется в сторону, гнев римского сената и народа пройдет мимо тебя.
Бокх поморщился.
– Нет, Аспар, нет. Это будет… Это будет неправильно.
– Но почему, ты же сам только что…
– Ты не понимаешь…
