– Или ты еще не окончательно решился?
– Я решился, решился, окончательно, но ваши нумидийцы слишком горячи, а Сулла горд, он станет защищаться, неужели ты не понимаешь? Его могут ранить и даже убить. А имея на совести труп квестора, какие мы можем вести переговоры, а?
На языке нумидийца вертелось, что смерть этого голубоглазого демона и есть затаеннейшее желание Югурты, а пленение – лишь более длинный путь к осуществлению этого желания. Но он промолчал. Он добился от мавританского владыки многого, и можно было потерять это, добиваясь еще большего.
– По дороге из Тианса к побережью Сырта есть холм, окруженный дикой масличной рощей с большим белым камнем на вершине.
– Я знаю это место, повелитель.
– Там я встречусь с Югуртой.
– На рассвете?
– Нет, в полдень. Пусть приезжает с охраной.
– С большой?
– Нет. Потому что Суллу я позову на то же место одного, только с рабом и телохранителем. – Аспар встал с окончательно просветлевшим лицом. – Там будут и мои люди, поэтому пусть мой зять и сын не удивляются. – Нумидиец стал, кланяясь, пятиться к выходу. – Постой! – Аспар застыл в поклоне. – А лекарства! Ты обещал мне нумидийские лекарства!
– О величайший, они уже переданы твоему лекарю. Отвар тебе принесут прямо сейчас.
Бокх не допил еще первый кувшин целебного напитка, как перед ним предстал Сулла. Он по-прежнему не проявлял желания кланяться или какими-либо другими способами проявлять особую почтительность.
– Я сам попросил тебя о встрече, Бокх, и знаешь почему?
– Соскучился по умному собеседнику, – усмехнулся мавританец. – Я угадал?
– Угадал. И еще мне донесли, что тебя только что навестил посланец Югурты.
– Ты имеешь в виду этого толстяка Аспара?
– Да.
– Так он просто привозит мне заморские лекарства. – В качестве доказательства Бокх продемонстрировал опорожненный кувшин.
Сулла не мигая смотрел на мавританца пронзительными голубыми глазами. Царю всегда становилось немного не по себе от этого взгляда. Он привык к глазам темным, подвижным, как бы смазанным оливковым маслом, к глазам, которые легко опускаются долу, к глазам, источающим восхищение и благоговение.
– Ты зря сердишься, мой проницательный и неукротимый Сулла. Все идет по плану, который у нас обоих вызвал восторг.
Сулла продолжал молча взирать на царственного собеседника, ожидая, когда он наконец скажет что-нибудь существенное.
– Я назначил Югурте место встречи.
– Где это место?
– Там мои люди схватят его и передадут твоим людям.
– Где это место расположено?!
– Это далеко от моего лагеря, я не желал бы, чтобы эта история взбунтовала тех, кто слишком ослеплен славою нумидийца. Это достаточно далеко от тех мест, где могут оказаться всадники Югурты.
– Почему ты не хочешь назвать мне это место?
Бокх постучал кувшином по подносу.
– Ты поедешь со мной и все узнаешь в свое время.
– Я мог бы отправиться туда накануне и сделать засаду, твое имя в этой истории осталось бы чистым.
Царь приложился к новому кувшину и сладострастно зажмурился.
– Если все проделает квестор Сулла со своими солдатами, в чем тогда будет моя заслуга перед римским народом и сенатом? – (Сулла пожевал губами, его голубой взгляд затуманился). – Ты чем-то недоволен, римлянин?
– Мне не все ясно в твоем замысле.
– Это неудивительно, потому что это мой замысел. С тебя довольно, что он направлен к твоей выгоде, разве не так?
Спорить далее было бессмысленно, и Сулла поднялся, чтобы уйти. Напоследок он спросил:
– На какой день назначена казнь Волукса?
Бокх от неожиданности хрюкнул, жидкость попала в дыхательное горло. Сулла меж тем продолжал:
– По вашим законам, предатель должен быть казнен до рождения новой луны.
Бокх немного оправился.
– Я знаю, вы, римляне, народ, преклоняющийся перед законом.
– Нет закона – нет народа. Может быть, твои люди не могут отыскать хороший пчелиный рой? Рядом с крепостью, где я сейчас расположился, имеются два.
– Благодарю тебя, твоя предусмотрительность меня восхищает. Что касается пчел, мои люди позаботятся, у них есть опыт, к тому же им за это платят.
И царь яростно припал к своему кувшину.
Сулла усмехнулся.
– Буду ждать твоего сигнала. А напоследок послушай моего медицинского совета.
– Насколько мне известно, лучшими врачами всегда были не римляне, а греки.
– Я процитирую тебе из грека. Он утверждает, что лечит не то, что мы вводим внутрь, а то, что выводится из нас.
– Очень по-научному, но не очень понятно, – неприятно осклабился Бокх.
– Сколько бы ты ни выпил целебных отваров, ты не добьешься того, что даст тебе удаление от твоего стола кипрских вин.
Стоило квестору покинуть шатер, как Бокх закричал прислужникам:
– Обедать! Кипрского вина, перепелов, мидий! И женщину мне, женщину!
Глава двенадцатая
Сулла
105 г. до Р. X.,
649 г. от основания Рима
Узнав об условиях, в которых Бокх якобы собирается пленить Югурту и передать его римлянам, Цион и Вульгат откровенно рассмеялись.
– Можно поклясться и Марсом и Беллоной, этот мавританец просто не уважает тебя. Ты отправишься на встречу всего лишь с двумя телохранителями – имеются, наверное, в виду Марк и Метробий, – а Югурта явится туда с вооруженной охраной, количество ее даже не оговорено специально! Что тут еще говорить?
Вульгат только согласно кивал в такт словам Циона.
– Что ты скажешь? – Сулла повернулся к Дабару, как всегда одетому во все черное от пят и до бровей.
– Мне тоже многое неясно. Чем Бокх объясняет, что при тебе должно быть всего два спутника?
– Чтобы не отпугнуть Югурту. Тому, как я понимаю, обещано, что завтрашняя встреча по дороге к побережью закончится моим пленением, а не его.
– Мудрено, господин, мудрено.
– А вы что скажете? – обратился квестор к Марку Карме и юному Метробию. Первый сделал движение, показывающее, что рабу не положено говорить в подобном собрании, как бы близко раб этот ни стоял к господину.
Метробий, как всегда, намекнул на молодость своих лет, что было отчасти правдой, отчасти хитростью. Услышав из его уст дельную мысль, никто не приписал бы ее уму юноши, а скорее всего – случайности.
Сулла заметил осторожность своего юного спутника и усмехнулся про себя.
