Иванченко тоже не активист. Сергей ему доступными словами, вразумительно о важности задания рассказал, а он оправдания ищет Горелову. Это нормально?
– А теперь ты меня услышь, Серега, – влез в мрачные размышления Назарова неожиданно сделавшийся очень серьезным голос Иванченко.
– Ну!
Иванченко вдруг сразу как-то замялся, потом принялся прокашливаться, вздохнул, выдохнул и говорит:
– Я хочу сделать предложение твоей жене Татьяне.
Опа! Это новость! Он вдруг почувствовал неприятный холодок в затылке. Сузил глаза, потеряв на мгновение способность различать предметы.
– Предложение? Моей жене? Татьяне?
– А у тебя есть еще какая-нибудь жена? – разозлился Иванченко и чертыхнулся: – Что ты, в самом деле, Серега! Я с тобой о серьезных вещах, а ты…
А он, идиот, всего лишь хочет найти пропавших в декабре прошлого года парней. Хочет разобраться в причинах смерти Нади Головковой. Ну и Беликову найти, какой бы противной она ему ни казалась. Это вещи не серьезные, так? Есть куда более серьезные. Например, постараться увести у него жену, пока он собрал вещи и съехал с квартиры. Насовсем или нет, неважно. Это никого в принципе не волнует. Главное – успеть! Урвать момент! Улучить минутку, так сказать!
Иванченко ведь это предложение имеет в виду, так? Предложение руки и сердца. Вероломного и подлого своего сердца! И…
Так, стоп! Он чего так разошелся? Он ничего не попутал? Он сегодня ночует у Саши, не забыл? У Саши Беликовой, к которой перетащил уже все свои свитера, рубашки, трусы. О которой грезил все эти десять лет. И которая приняла его сегодня без лишних слов.
Чего тогда взбесился? Заревновал? Вдруг вспомнил, что Таня все еще его жена? И еще сегодня ночью он спал с ней в одной кровати, слышал ее дыхание и видел сквозь ресницы, как она утром голышом промчалась из кровати в ванную. Страшно представить, что теперь за ее перебежками станет наблюдать не он, а Иванченко? И ему она станет готовить на завтрак запеканку? И прижиматься ночью голой грудью станет не к его спине, а к Серегиной? Страшно?
– Короче, Серега, я люблю твою жену. И хочу на ней жениться, – буркнул Иванченко и снова чертыхнулся. Помолчал. И опять: – Я люблю ее. И хочу, чтобы меж нами было все по-честному.
– Ага! По-честному!
Назаров невидящим взглядом уставился на прямоугольник окна, за которым буйствовало солнце, нагрев асфальт до предела. В нем вязли каблуки женских туфель и прилипали подошвы сандалий. Дышать в городе было нечем. И вдруг отчаянно захотелось все бросить к чертовой матери и уйти на яхте в море. А там на глубину, где все иначе, все по-другому. Где все неспешно и все неважно. И плюнуть на зарок, который дал себе десять лет назад. И начать снова тренировать. И начать с Саши. Она наверняка все забыла.
Покашливание в трубке вернуло его в реальность. Иванченко терпеливо ждал ответа. Ну что же…
– А когда шашлыком угощал у себя во дворе, еще не любил мою жену Таню? Или ждал моего нравственного падения? Сестру уговаривал меня соблазнить? Чтобы уж потом наверняка. Чтобы я от компромата не смог отвертеться и вас благословил.
Он сам не понимал, что говорит. Понимал, что никогда не вернется к Тане. Что рад тому, что сегодня станет ночевать у Саши. Но почему-то злился. Обидно было. Как будто его предали. Будто подлость какую совершили за его спиной.
– Сволочь ты, Назаров, – скрипнул зубами Иванченко. – Я хотел все по-честному. А ты оскорбляешь. Меня… Сестру… И как дальше в нашем городе жить собираешься такой сволочью?
И он бросил трубку. А Сергей просидел в кабинете без движения почти час. Слушал монотонное гудение маленького вентилятора, пристроенного в уголке на тумбочке, и не двигался.
Таня решила связать свою жизнь с Иванченко? Ну что же, это, может, и неплохо. Вопрос: она сегодня утром об этом знала? Ну, что свяжет с ним свою жизнь, знала или нет? Когда выбрасывала из шкафа в коридор его вещи, знала о том, что выйдет замуж за Серегу Иванченко? Или только предполагала? Так зачем был весь этот спектакль? Утро, начавшееся так мило с заботливого завтрака, расспросов, поглаживания по плечам. Зачем все это? Если, ребята, вы хотели по-честному, так и сказали бы все сразу. А не пускали по ветру его рубашки… Кругом ложь! И ничего честного!
Чьи-то шаги прошуршали мимо его двери. И снова стало тихо. И тут же к гудению вентилятора добавилось еще какое-то странное жужжание. Муха? Оса, случайно залетевшая следом за ним в кабинет? Жужжание было настойчивым, назойливым, отвлекало от мрачных размышлений.
Назаров шевельнулся, скосил взгляд. На столе жужжал его мобильник, поставленный на беззвучный звонок. На мониторе домашний номер Саши.
– Алло… – ответил он, правда не сразу.
Ему вдруг сделалось стыдно перед Сашей. Чего он размяк? Чего разозлился? Он уже сделал свой выбор. И неважно, кто из них первым решил: он жить без Тани. Или Таня жить без него. Неважно.
– Привет. – Саша протяжно вздохнула. – Ты у себя?
– Да. Работаю, – соврал он.
Последний час он дико злился. На Таню, Иванченко, на себя заодно, не способного определиться в своих чувствах и желаниях.
– Знаешь, может, я приеду к тебе. Подожду, пока ты закончишь? – вдруг предложила она.
– Ко мне, в смысле, на работу?
– Ну да… – произнесла она менее уверенно. – Нельзя?
– Да нет, приезжай, все нормально.
Он вдруг вспомнил, что оставил в машине купленные у Лагутиной овощи, и поморщился. На такой жаре картошка сварилась уже в пакете, помидоры наверняка полопались, а зелень завяла.
– Потом, может, поужинаем где-нибудь. Я тут овощей купил, да забыл в машине, что там теперь с ними, можно только догадываться. Приезжай, – уже более уверенно предложил он.
– Сережа… Если я тебе что-то скажу, ты не сочтешь меня сумасшедшей? – странным тихим голосом поинтересовалась Саша.
– Говори.
И подумал, что если она решила сказать ему, что сильно любит, то тогда сошли с ума они оба. Ему стоило услышать ее голос, как сразу забылось вероломство сладкой парочки, где главной действующей фигурой выступала его жена. И странное неприятное чувство – смесь из обиды и ревности – испарилось.
– Я так рада, что ты будешь ночевать у меня. Так рада, – часто дыша, проговорила Саша. – И даже не потому, что я… Ну, что ты… В общем, может, это нервы, может, расшалившееся воображение, но минувшей ночью мне казалось, что по дому кто-то ходит. И кто-то стоял возле двери моей комнаты. Я слышала дыхание. Или… Или мне это казалось. Но было очень страшно!
– Ты включила камеры перед сном?
– Да!
– И что на них?
– Ничего. Ночной записи почти нет.
– То есть?
– Последнее время, которое зафиксировано, – половина второго ночи. И все! Больше записи нет.
