– Вполне, – усмехнулся саркастически ни на грамм не испуганный ее пламенной речью пацан. – Ты особо не заводись, мне пофиг, что в ментовку, что в приемник, я все равно оттуда слиняю, и пугать меня этим не надо, бесполезно.
– Ясно, – выслушав его, сказала Ленка. – Тогда свободен. Можешь идти, никто не держит, тебе на помойке подыхать, как я понимаю, интереснее.
Он осторожно поднялся, но не скривился от боли, не позволил себе показать перед ней слабость, выбрался из-за стола, прошкандыбал на выход, но у двери остановился, повернулся, посмотрел на нее задумчиво.
– Странная ты тетка. Притащила в дом беспризорника, барахло ему купила, да еще пугать взялась. – Он покрутил по-стариковски головой. – В добренькую поиграть хотела и научить ребенка, как правильно надо жить. Знаем такое дело. И чего от меня хотела?
И развернулся, чтобы уйти.
– Я-то знаю, чего хочу, а вот чего хочешь ты, Василий Федорович? – спросила Лена.
Он остановился, снова медленно повернулся к ней.
– Как все, – поколебавшись, все-таки ответил он.
– Желания у людей разные, – не приняла такого ответа Ленка. – Вот чего конкретно ты хочешь, не в данный момент, а по жизни?
– Я ж говорю, как все. Бабки, семью, работу, дом свой.
– И как ты собираешься это получить? Или у вас на помойке и такие богатства водятся? – спокойно поинтересовалась Лена.
А он разозлился! Вот сильно, аж глаза прищурил, выстрелив злым, не детским взглядом.
– Тебе какое дело? Что пристала?
– Может, помочь хочу, – выдвинула предположение Лена.
– Да пошла ты! Помочь она хочет! – злился он. – Конфетку дать, копейки сунуть, по голове погладить, а потом руки вымыть! Добренькая нашлась! Знаем мы вас, добреньких. Одно зло от вас и неприятности! Ой-ой, бедный ребенок, и к ментам: государство обязано о вас позаботиться! Позаботилось уже, спасибо!
– Ну а если я, а не государство, хочу о тебе позаботиться? – не меняя тона, спросила Лена.
– Да не смеши меня! Сытая, молодая москвичка заботится! – И, скривив презрительную мину, детским голоском: – Мамочкой моей стать?
– Ну, мамочкой не мамочкой, а твоим шансом выбраться из дерьма я вполне могу стать. Но это зависит от того, насколько ты сам хочешь из него выбраться.
– Еще от чего? – хмыкнул он.
– В первую очередь от того, получится у нас разговор на моих условиях или нет.
Мальчик очень долго, внимательно, придирчиво всматривался в выражение ее лица. Несколько минут, и, решив что-то, вернулся прихрамывая, сел за стол напротив Лены.
– Спрашивай.
– Чаю еще хочешь?
Он снова посмотрел на нее тем же взглядом:
– Давай.
Лена встала, поставила чайник, принялась делать бутерброды.
– Сколько тебе лет, Василий Федорович?
– Девять, через два месяца десять будет.
– Тебе с колбасой, сыром или просто с маслом? – указав на хлеб, который держала в руке, спросила Лена.
– С колбасой, сыром и маслом.
Она кивнула и принялась намазывать хлеб, продолжая опрос:
– Ты откуда будешь?
– Из Казани.
– О, красивый город.
– Наверное, я не видел.
– Давно в бегах? – поставив перед ним тарелку с бутербродами и чашку горячего чая с лимоном, продолжила опрос Лена.
– Восемь месяцев, – принявшись за угощение, ответил Вася.
– Доктор сказал, что ты относительно чистый, присматривал кто?
– Сам. Что, у меня рук нет? Мы ж на теплотрассе под заводом живем, там и краны есть с горячей и холодной водой.
– А чего в бега-то подался, от любви к приключениям и свободе?
– От жизни.
– Родители есть?
– Отца нет, мать бухает. Лишили родительских прав.
– Значит, из детского дома дернул. Как до Москвы-то добрался?
– По железке, как еще, на электричках. Тогда уж грамотный был, знал, как делать надо. А в первый раз облажался, поймали меня.
– Так, – предложила программу Лена, – обед у нас есть, времени сколько угодно. Посидим? Тебе, Василий Федорович, придется рассказать свою историю подробно и, как договорились, без вранья, чтобы я была полностью в курсе и мы с тобой могли решить, как действовать дальше и что необходимо предпринять. Договорились?
– Ладно, – подумав, степенно согласился он.
Тогда он рассказал все, что помнил и знал, а позже Лена узнала и выяснила все подробности из других источников.
Молодая, глупая девочка Вера – бестошная, как говорят про таких в российской глубинке, что означает «бестолковый, ни к чему не пригодный человек», – «залетела» в пятнадцать лет от соседского парня.
Жили они в большой богатой деревне, не помершей с распадом бывшего колхоза, а перешедшей в федеральную собственность пополам с чьей-то частной, что-то вроде развивающегося сельского предприятия. Одним словом, на плаву.
Верка, бестолковая, к любому делу безрукая и без желания, согрешила с Федькой соседским, когда он приезжал из города к матери. Парень он был видный, умный и, по тем меркам, успешный. Армию отслужил и в Казань подался, к отцу, второй раз женившемуся на городской. Федька устроился работать охранником и изредка наезжал к матери, вот в один из таких приездов и загулял с девчонкой-малолеткой. А она возьми и забеременей.
Чтоб под статью парень не попал, посовещались родители да поженили их. Мать Федькина всю свадьбу проплакала, Верку она терпеть не могла, считала, что девица от другого нагуляла, а Федьку на себе женила. Но лучше уж так, чем сыну в тюрьму идти.
Уехали молодые в Казань сразу после свадьбы.
Ничего жили, если не считать того, что отец Федькин с женой не сильно обрадовались их приезду – в трехкомнатной квартире, да двумя семьями, да еще ребенок на подходе.
Родила Верка Ваську, полгодика покормила грудью и отвезла родителям в деревню. У них с Федькой работа нашлась: она продавцом, а он охранником на вещевом рынке.
Работали они много и весело, такая у них там компания подобралась, продавцов и охранников, свойская и разбитная.
В деревню к родителям и сыну мать наведывалась раз в месяц – себя показать, покрасоваться в новых вещах перед соседями, заработком похвастать, подарков привезти.
И все бы хорошо, да только стали они с друзьями новыми рыночными частенько загуливать с водочкой в ущерб работе. Жена отца быстро смекнула, куда что катится, заметив, что выпивания эти приобретают устойчивую каждодневную тенденцию, и потребовала немедленно молодым съехать из дома.
Да куда?
