— Договор — это хорошо, — мечтательно и слегка захмелело произнес старшина. — Но только германец — он и есть германец. И для чего-то он здесь появлялся.
— Еще раз появится — карабин стрелять будем, — воинственно объявил Тунгуса. — Метко стрелять будем, как песец. Нечего ему на тундра наша летать, оленей распугивать, да…
— Во, слыхал, старшина? Оказывается, еще один рейхс-ефрейтор в этом мире объявился! — проворчал старший лейтенант, явно намекая на то, что ефрейтором в свое время служил Гитлер. — Давно известно, что самый страшный человек в армии — ефрейтор. Так оно и есть.
19
Пейзаж, открывшийся утром барону фон Готтенбергу, буквально поразил его. Он ожидал увидеть болотистое озерце посреди столь же болотистой, унылой тундры. На самом же деле палатка его стояла на краю низменного плато, окаймленного какими-то по-луразрытыми холмами и приземистыми тундровыми рощицами. Взлетная полоса «Северного призрака» была проложена частью по каменному, хорошо расчищенному прибрежью, а частью — по толстым стальным листам, давно опробованным пилотами на запасных аэродромах в Финляндии и на Балканах.
— Все, что должно остаться на вашей базе, выгружено? — поинтересовался Готтенберг у коменданта «Северного призрака», шедшего чуть впереди группы офицеров, провожавших оберштурмбаннфюрера к склону господствующей возвышенности.
— Продовольствие, боеприпасы, полярное обмундирование, лыжи, горючее, маскировочные сети, — отрапортовал тот. — Судя по белым сетям и полярному обмундированию, нам собираются устроить здесь арктическую зимовку?
— Считайте, унтерштурмфюрер Фюрт, что приказ об этом вы уже получили, — на ходу ответил барон.
— Но ведь согласно плану «Барбаросса», русская кампания до зимы должна быть завершена.
— Убедите себя, что вы никогда не слышали ни об этом плане, ни о «русской кампании». Отныне мы будем предоставлены самим себе, как пираты посреди океана, и со временем будем держать в страхе весь Северный морской путь. От берегов Норвегии до Аляски. А, как вам такой масштаб военного террора и диверсий?
— Но, судя по сводкам Верховного главнокомандования, которые кладет мне на стол радист базы…
Готтенберг мельком взглянул на поравнявшегося с ним лейтенанта СС и скептически повел подбородком. Невысокого роста, худощавый, с горячечно запавшими щеками, Фюрт мало походил на офицера диверсионной группы, однако по опыту оберштурмбанн-фюрер знал, что иногда именно такие вот, худощавые, жилистые мужичонки в полярных условиях способны поражать своей выносливостью и живучестью. Судя по всему, комендант «Северного призрака» как раз к ним и принадлежал.
— Сводки командования, Фюрт, для того и существуют, чтобы окончательно деморализовать противника, — своим хрипловатогортанным басом просветил его командир особой группы. — Противника, унтерштурмфюрер, а не ваше доблестное воинство.
Фюрт озадаченно помолчал. Коменданту «Северного призрака» приходилось слышать о фон Готтенберге, однако встречались они впервые, и ему еще только предстояло познать особенности характера этого человека. К тому же вчера, после приземления «Черной акулы», унтерштурмфюрер узнал, что отныне он будет находиться в непосредственном подчинении у этого «нордического барона», которому поручено командовать всеми северными континентальными базами, одну из которых еще только предстояло создавать в ближайшее время где-то за Полярным Уралом. Только ему, и никому другому. Этим обстоятельством Фюрт и хотел сейчас воспользоваться.
— Могу ли я подать рапорт о переводе меня на базу в Норвегию или в действующую армию?
— В действующую можете, — невозмутимо заверил его Готтенберг, даже не поинтересовавшись, чем вызвана просьба коменданта базы. — Но только зимой.
— Почему… только зимой?
— Исходя из стратегических соображений Верховного командования, — на ходу объяснил ему барон, не меняя выражения лица. — Если к тому времени наши войска окончательно увязнут в снегах по обочинам все той же Смоленской дороги, на которой погибельно увязали бесстрашные солдаты Старой гвардии Наполеона, мы сразу же перебросим вас в подмосковные снега. Как последний резерв все того же командования. Последний и, заметьте, совершенно бесполезный, Фюрт.
— Простите, господин оберштурмбаннфюрер, — попытался безболезненно проглотить эту издевку комендант, — но в мою задачу входило создание базы «Северный призрак» и взлетной полосы. Они созданы, приказ выполнен, а следовательно, мне не хотелось бы и впредь прозябать посреди этих гнилых болот.
— Еще одно упоминание о рапорте, и я пристрелю вас, Фюрт, — все с той же невозмутимостью обрисовал его перспективы нордический барон. — Перед строем. Данной мне властью и исключительно в воспитательных целях. — А пока комендант приходил в себя, поинтересовался, сколько под его командованием людей.
— Пятьдесят два, — мрачно ответил Фюрт. — Включая радиста, фельдшера и повара.
— Вот видите, еще и персонального повара…
— Просто повара, — нервно уточнил комендант, однако ухмылок сопровождавших их офицеров избежать уже не удалось.
— Если мне не померещилось, на базе каким-то образом оказалась женщина. Откуда и каким ветром её сюда занесло? Неужели тайком из Норвегии? — уже явно провоцировал коменданта «Северного призрака» барон.
— У нас на базе семь женщин, если уж быть точным.
— Почему не взвод?! — поползли вверх брови Готтенберга. — Где вы их прячете от глаз моих парней, Фюрт?
— Такого безумного желания у меня не возникало. Сегодня же со всеми познакомитесь.
— Я спросил, где вы содержите этих своих наложниц, — и голос Готтенберга стал жестким, как голос фельдфебеля на строевом плацу. — Надеюсь, не в одной казарме с солдатами?
— Они — в отдельной землянке, построенной между Чертовой горой и озером.
— Умилительно! Бордель на окраине местных Елисейских Полей. Претенденток подбирали, исходя из собственного вкуса? — демонстративно окинул он взглядом истощенную, явно не офицерскую, фигуру унтерштурмфюрера.
— Две из этих женщин — бывшие узницы лагеря, которые находились на вольном поселении; четыре — из семей сектантов, которые жили отшельниками недалеко от восточной окраины озера. Мужчины из этой секты помогали нам в строительстве. Затем мы все три рода этого странного племени ликвидировали, оставив только молодых, физически здоровых женщин.
— Наконец-то мы слышим голос истинного германца-воителя, господа, — оглянулся фон Готтенберг на свою свиту. — Продолжайте, Фюрт, продолжайте, не томите душу своими театральными паузами.
В потоке информации, которую Фюрт когда-то получил по поводу «нордического барона» фон Готтенберга, проскользнула и та, которая касалась его пристрастия к подначиванию и провоцированию товарищей. И которая в юности дважды приводила Гюнтера к дуэлям, неизвестно, правда, чем завершившимся. Теперь унтерштурмфюрер убедился, что молва об этом задире недалека от истины.