— Я тоже буду вождем тунгусов, — неожиданно резко заявил Олень-Оркан. Отец готовил меня. Отец так велел. Хотел, чтобы я учился в Ленинграде, а затем вернулся и стал вождем всех тунгусов и шаманом всех шаманов — эвенков, эвенов, якутов, ненцев, чукчей…
— Поэтому ты решил, что не можешь идти на войну, если вдруг она случится. Человек, убивший другого человека, уже не может стать шаманом — правильно рассуждаю?
Оркан удивленно взглянул на старшину и, пробормотав какое-то заклинание, поднялся со своего молитвенного места.
— Как ты догадался, командир?
— А ведь еще несколько минут назад ты спросил бы: «Как твоя догадалась, камандыра?».
— Так и буду говорить, когда вернемся в факторию, а затем на заставу, да… Шаманом я, однако, быть не хочу.
— Почему?
— Я должен стать вождем. Каждое племя, каждый народ должны иметь своего вождя.
— Не спорю, должны.
— Поэтому я хорошо служу, чтобы стать воином-вождем. Поэтому хорошо учу русский язык, да… И хорошо учил немецкий.
— Ты хотел сказать: «ненецкий»?
— Немецкий, старшина. У меня в Туре был хороший учитель, ссыльный немец. Я квартировал у него в доме. Он каждый день занимался со мной после школы. Мой род платил ему за это олениной, унтами, шубами, да… Это был настоящий учитель, его зовут Рихард Зиген. Дома мы говорили с ним по-немецки.
Услышав это признание, старшина даже присвиснул от удивления. Перед ним вдруг предстал совершенно незнакомый ему человек, не имеющий ничего общего с тем Тушусой, с которым он еще недавно отправлялся из заставы на Факторию.
— То есть ты хочешь сказать, ефрейтор, что владеешь немецким языком? — тотчас же спросил он Оркана по-немецки.
— Недостаточно свободно, чтобы считать себя германцем, — ответил тот, причем тоже по-немецки. — Но постараюсь овладеть языком настолько, чтобы меня могли принимать за саксонца, — довольно бегло проговорил Оркан в ответ. — Предки Зигена происходили из Нижней Саксонии, поэтому он признался, что говорит с определенным диалектом.
— Ну ты, ефрейтор, удивил меня!
— Жаль.
— Почему жаль?
— До сих пор я старался никого не удивлять. Служит себе некий «тунгуса», ну и пусть служит.
— Думаешь, что тебе как шаману знание немецкого может пригодиться?
Старшина помнил, что Олень-Оркан не стремится стать шаманом, но специально провоцировал на этот разговор, чтобы побольше узнать о нем как о человеке, о его роде Орканов.
— Как шаману — вряд ли.
— Понимаю: шаман — святой человек. Шаман — великий человек. Зверя шаман убить имеет право, человека — нет.
— Зверя шаман тоже редко убивает. Обычно охотники приносят его долю, да… Однако не в этом дело.
— Думаешь, твоя мечта осуществится и ты все-таки станешь шаманом, как твой отец, дед и прадед? Насколько я знаю, шаманство у нас под запретом как идеологически чуждое занятие. И еще скажу тебе, Оленев. Возможно, тебе повезет: войны не случится, и никого убивать не придется. Однако не хотел бы я оказаться в одном окопе с таким вот… шаманом. А если все же оказался бы… Ты уж, эвенка-тунгуса, извини. Как только понял бы, что отказываешься стрелять в врага на поражение, тут же и пристрелил бы. Самолично. По за-конам военного времени.
На удивление, Оркан воспринял эту его угрозу с абсолютным спокойствием. Мало того, на его тюрко-европеизированном лице вырисовалась презрительная ухмылка. И прошелся он по старшине взглядом, в котором ясно прочитывалось снисходительное пренебрежение азиатского завоевателя.
— Так, на будущее, старшина… Еще раз говорю: я никогда не мечтал стать шаманом. Это отец мой мечтает, чтобы я стал шаманом. Повторяю: я происхожу из рода, который в течение многих веков давал тунгусскому народу не только шаманов, но и вождей. Один из них был полководцем предводителя Сибирского ханства хана Кучума и сам принадлежал к роду Кучума.
— Того самого, войска которого разгромил Ермак?
— Того самого, который со своим войском разгромил отряд наемников Ермака, а самого его убил, — жестко уточнил Оркан. — Хотя согласен: хан Кучум оказался недостойным правителем Сибирского ханства, который не сумел превратить его в великую сибирскую державу.
— Я так понимаю, что историю ты познавал со слов ссыльного германца? — поинтересовался Вадим по-немецки.
— С его слов, да… — по-немецки же подтвердил Оркан. — Но таковой, каковой она была в действительности. И ты никогда не слышал, что я говорю об этом, — перешел Тунгуса на русский. — И никогда не слышал от меня ни слова по-германски.
— Нерушимое слово старшины, Олень-Оркан.
— Время однако, камандыра, — тотчас же прибег Тунгуса к «наречию тубильных нацменов».
— У нас еще есть время, — не хотелось Ордашу прерывать их разговор.
— Возвращаться пора: начальника заставы нервничает маломало.
Они встретились взглядами и загадочно, почти заговорщицки ухмыльнулись друг другу.
26
Едва фон Готтенберг со свитой ступил на территорию базы, как там была объявлена тревога.
— Сообщение с дальнего поста, — встревоженно доложил штабс-фельдфебель Штоф, остававшийся во время отсутствия коменданта и остальных офицеров за старшего. — Замечен самолет. Русский. Из тех, которые из фанеры. Летчики называют их «рус-фанера». Судя по тому, что он дважды облетел лесистые овраги неподалеку от поселка Вычегда, это поисковик. Уверен, что пилот возьмет курс на озеро.
— Готовить ко взлету оба штурмовика, — скомандовал фон Готтенберг, едва дождавшись окончания доклада.
— Пилоты уже в машинах. Ждут приказа. Кстати, как вы и приказывали, мои люди успели закрасить на фюзеляжах и крыльях кресты и нарисовать красные звезды.
— «Рус-фанера» действительно повернула в сторону озера! — поведал выскочивший из превращенной в штаб охотничьей избушки дежурный. — Судя по курсу, скорее всего, пройдет по его северному побережью!
— Наверное, ищут нас, беглых! — по-русски прокричала вышедшая вслед за штабс-фельдфебелем Янина Браницкая. — Рослая, по-мужски плечистая, она была облачена в красноармейский офицерский мундир, один из тех, что давно хранились на складе базы и вместе с документами и оружием могли использоваться разведгруппами. — Или какую-то новую группу беглых. Большую часть охраны сейчас бросили на фронт, — объяснила она, явно обращаясь при этом к ближе всего стоявшему к ней гауптману Кротову, хотя последнюю фразу уже произнесла по-немецки. — Поэтому побеги наверняка участились.
— То есть зэки считают, что сейчас энкаведистам будет не до облав и поисков?
— А кое-кто рассчитывает, что и власть в стране станет германской.
— Вы тоже в этом уверены, госпожа Браницкая?
