* * *
Посвящается Генри Мейхью за то, что он написал свою книгу, и Лин – за абсолютно все остальное.
Глава 1,
в которой мы знакомимся с нашим героем, а герой встречает деву в беде и сталкивается лицом к лицу с мистером Чарли, который на досуге балуется сочинительством
Над Лондоном дождь лил ливмя: брызги словно кружились в танце, каждая капля состязалась с соседкой за господство в воздухе и дожидалась своей очереди шлепнуться наземь. Словом, разверзлись хляби небесные. Сточные канавы и трубы переполнились и извергали – чтобы не сказать отрыгивали – всевозможный мусор: липкую грязь, сор и отбросы, дохлых собак, дохлых крыс, кошек и чего похуже; возвращая в мир людской все то, от чего люди, казалось бы, благополучно избавились; бурля и захлестывая друг друга, потоки неслись к разлившейся, неизменно гостеприимной реке Темзе; рвались из берегов, клокотали и вспенивались, – казалось, в чудовищном котле закипает какой-то неведомый суп, а сама река задыхалась, точно вытащенная на берег рыба. Но старожилы говаривали: лондонским ливням, сколько ни пытайся, никогда не вычистить этого зловонного города, потому что все, на что они способны, – это лишь открыть взгляду новый слой грязи. А грязной ночью предсказуемо творятся грязные дела, которых даже дождю не смыть.
Роскошная, запряженная парой лошадей карета тяжело катилась вперед, увязая в жидком месиве; что-то металлическое застряло рядом с осью, о чем та и возвестила резким лязгом. А в следующий миг раздался не менее резкий вскрик – на сей раз человеческий: дверца кареты распахнулась, и смутно различимая фигура выпрыгнула прямо в бурлящую сточную канаву, которая нынче ночью взяла на себя роль фонтана. Из кареты выскочили еще двое, ругаясь на языке столь же колоритном, сколь ночь была темна – но только еще грязнее. Под проливным дождем, озаряемым вспышками молний, первая фигура попыталась бежать, но споткнулась, упала, – к ней тотчас же метнулись двое других; голос ее почти потонул в общем шуме, но – чудо из чудес! – контрапунктом к нему прозвучал железный скрежет, канализационный люк сдвинулся в сторону, и наружу с проворством змеи выкарабкался щуплый юнец.
– А ну, оставьте девушку! – заорал он.
Во мгле кто-то громко выругался, и один из нападавших, сбитый с ног, опрокинулся на спину. Паренек не был тяжеловесом, но каким-то непостижимым образом умудрялся оказаться одновременно повсюду, нанося удары направо и налево, – весомости ударам придавала пара кастетов, верных помощников в случае численного превосходства противника. И хотя превосходство было – два к одному, нападавшие обратились в бегство, а юнец бросился вдогонку, не скупясь на удары. Но дело происходило в Лондоне, шел дождь, темно было – хоть глаз выколи, а беглецы ныряли в проулки и боковые улочки, отчаянно пытаясь догнать карету, так что призрак из недр канализации вскорости потерял их из виду, повернул назад и проворнее гончей вернулся к пострадавшей девушке.
Он опустился на колени; к вящему его удивлению, девушка вцепилась в его воротник и зашептала, как ему показалось, с иностранным акцентом:
– Они хотят увезти меня обратно… пожалуйста, помогите мне!
Паренек вскочил на ноги и настороженно огляделся.
В эту бурную грозовую ночь судьба распорядилась так, что двое джентльменов, имеющих некоторое представление о лондонской грязи, поспешали домой – шли, или скорее брели, по колено в воде вдоль по улице, надвинув шляпы на самый нос – и зря старались, потому что под проливным дождем казалось, будто вода хлещет как снизу, так и сверху. Снова вспыхнула молния, и один из прохожих промолвил:
– Сдается мне, там, в канаве, кто-то лежит?
Молния словно услышала его слова, потому что небеса вновь расколола вспышка и высветила бесформенную груду – смутные очертания человеческой фигуры.
– Господи, Чарли, это ж девушка! Вымокла насквозь – похоже, ее в канаву сбросили, – промолвил один из них. – Идите-ка сюда…
– Эй, вы там, чегой-то вы задумали, мистер, а?
Окно паба струило тусклый свет, в котором и темноту-то толком не увидишь; на его фоне вышеозначенный Чарли и его друг разглядели мальчишескую физиономию: с виду пареньку было никак не более семнадцати, но голос его звучал по-мужски. Более того, сей суровый муж был готов сразиться не на жизнь, а насмерть с ними обоими. Он размахивал длинным металлическим стержнем – и прямо-таки кипел яростью: аж пар шел под дождем.
– Знаю я вас как облупленных! – негодовал он. – Ни одной юбки не пропустят, губят приличных девушек. Чтоб я сдох! Здорово вас, видать, припекло, раз в такую ночь из дома нос высунули!
Джентльмен (второй, не Чарли) с достоинством выпрямился.
– Послушайте, вы, я категорически возражаю против ваших гнусных инсинуаций. Мы – респектабельные джентльмены, которые, позвольте отметить, трудятся не покладая рук, чтобы улучшить положение таких вот несчастных девушек и, по всему судя, таких как вы, – тоже!
Юнец взвыл от бешенства, да так громко, что двери ближайшего паба распахнулись, и стену непрекращающегося дождя высветил дымный оранжевый свет.
– Вот, значит, как у вас это называется, скользкие ублюдки!
Он замахнулся было своим самопальным оружием, но джентльмен по имени Чарли перехватил железный стержень, отбросил за спину и поймал юнца за шиворот.
– Мы с мистером Мэйхью – добропорядочные граждане, юноша, и как таковые считаем своим долгом перенести эту юную леди куда-нибудь в безопасное место. – И, обернувшись через плечо, промолвил: – До вас, Генри, тут ближе всего. Как думаете, ваша жена согласится приютить нуждающуюся душу на одну ночь? В такую погоду я бы и пса на улицу не выгнал.
Генри, уже поддерживая девушку, кивнул.
– А вы, часом, не двух псов имеете в виду?
Отбивающийся паренек, будучи оскорблен в лучших чувствах, неуловимо-змеиным движением вывернулся из рук Чарли и снова полез на рожон.
– Я вам никакой не пес, вы, пижоны паршивые, и она тоже нет! У нас тоже гордость есть, так и знайте! Я сам себе на хлеб зарабатываю, все кошерно, без дураков!
Джентльмен по имени Чарли снова ухватил мальчишку за шиворот и приподнял над землей, так, чтобы тот оказался с ним лицом к лицу.
– Ваша позиция делает вам честь, молодой человек, но не здравый смысл! – негромко произнес он. – Заметьте, эта юная леди в очень плохом состоянии. Да вы и сами это видите. Мой друг живет неподалеку отсюда, и раз уж вы претендуете на роль ее паладина и заступника, ну что ж, тогда я приглашаю вас пойти с нами и своими глазами убедиться, что ей будет обеспечен самый лучший уход, какой мы только можем себе позволить, слышите? Как вас зовут, мистер? И прежде чем вы мне ответите, очень прошу вас поверить, что вы не единственный, кто в такую ужасную ночь готов пожалеть попавшую в беду юную леди. Итак, мальчик мой, как вас звать?
