– Я знаю, кто такой змееныш, мистер Финт, спасибо. Но как так случилось, что вы сменили специальность и стали тошером?
Финт набрал в грудь побольше воздуха, вдыхая пепел прошлого.
– Да незадача вышла, гуся спер, а за мной «ищейки» погнались – только потому, что я был весь в перьях, – я и спрятался в одном из канализационных туннелей, вот. «Ищейки» туда даже не сунулись, куда им, слишком толстые и, мне показалось, еще и поддатые. Так я узнал насчет тошерства; ну вот, сэр, и все более или менее.
Финт так и впился глазами в лицо Чарли, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь за маской невозмутимости, и тут Чарли словно бы проснулся и промолвил:
– Финт, а что бы вы делали, если бы вас звали иначе? Скажем, мастер Джеффри Смит или, к примеру, мастер Джонатан Бакстер?
– Не знаю, сэр. Может, вырос бы нормальным человеком.
На это Чарли, улыбнувшись, ответствовал:
– Сдается мне, вы человек необыкновенный, друг мой.
Неужели лицо Чарли осветилось неподдельной улыбкой? С Чарли ни в чем нельзя быть уверенным; так что этот вопрос так и остался непроясненным, между тем как эти двое покинули кофейню и разошлись в разные стороны. Чарли отправился по своим делам, а Финт – обратно домой, осчастливив по дороге Онана покупкой сочной косточки у мясника, когда тот уже закрывал лавку на ночь. Онан, исходя слюною, бережно потащил в зубах добычу домой.
Неплохой денек выдался, думал про себя Финт, поднимаясь вверх по лестнице в мансарду. Еще и деньжат перепало, не говоря уж о полном кармане сахара.
Глава 5
Герой дня снова встречается с девой в беде и срывает поцелуй у одной восторженной особы
Поднявшись в мансарду, Финт застал Соломона все еще за токарным станком. Странное зрелище представлял собою Сол за работой: он словно куда-то исчезал. Нет, разумеется, он был здесь и никуда не девался; но мозг его временно сосредотачивался в кончиках пальцев: старик ни на что не обращал внимания, кроме своего кропотливого труда, так что со временем все это начинало казаться частью некоего природного процесса, столь же незаметного и неспешного, как, скажем, трава растет. Финт завидовал этой его умиротворенной отрешенности, но ему она точно не подошла бы.
Равно как и Соломонова одежа; ну уж нет, ни за что на свете Финт бы на себя такое не напялил! Отправляясь в синагогу, старикан облачался в мешковатые панталоны и поношенное габардиновое пальто что зимой, что летом; а благополучно возвратившись в свое мансардное обиталище, надевал панталоны еще более длинные, бог весть откуда, с жилеткой, которая – надо отдать Соломону должное – обычно бывала настолько бела, насколько позволяли обстоятельства. А еще Соломон переобувался в прихотливо вышитые комнатные туфли из заморских стран, где, по-видимому, когда-то жил и, с вероятностью, откуда едва унес ноги. А еще на нем, конечно же, был фартук с огромным карманом спереди, так что вся хитрая дорогостоящая мелочовка если и скатывалась с верстака, то туда.
Из котла на плите распространялся аппетитный аромат – баранине миссис Куикли нашлось достойное применение. Финт непроизвольно облизнулся. У него просто в голове не укладывалось, как Соломону это удается: старик мог состряпать вкуснющий обед из половинки кирпича и деревяшки. Однажды Финт не удержался и спросил, на что Соломон ответствовал: «Ммм, надо думать, это все блуждания по пустыне; таки волей-неволей приучишься пускать в дело то, что есть».
Финт провалялся на своем тюфяке не смыкая глаз едва ли не всю ночь напролет; благо не смыкать глаз – дело несложное: внизу, во дворах, то и дело завязывались драки – это мужики по домам возвращались; орали младенцы, тут и там вспыхивали скандалы и ссоры; вся эта какофония в Севен-Дайалз служила колыбельной. «Счастливые семьи, – думал Финт. – А такие вообще бывают?» А над улицами плыл колокольный звон, рассыпаясь по всему городу.
Финт глядел в потолок, размышляя о карете. От Джули-Грязнули ничего нового не добьешься; пожалуй, единственный способ узнать больше – это продолжать расспрашивать в надежде привлечь внимание тех самых людей, которые не любят, когда вопросы задают, а уж тем паче, когда на них отвечают. Вот им наверняка кое-что известно.
С чего начать, с чего начать? Скрипучее колесо и шикарная карета. А был ли на ней герб? Например, с орлами? Может, если бы удалось снова увидеться с девушкой, она бы вспомнила больше?..
«Так-так-так, – думал Финт, – мистер Мэйхью зовет меня к себе, и его жена тоже, так, пожалуй, смышленый молодой человек мог бы прифрантиться малость, и на ботинки марафет навести, и умыться перед выходом, в надежде, что хорошему мальчику с этого визита перепадет побольше, чем чашка чая, – может, пожрать дадут. И как знать, глядишь, если он будет вести себя паинькой, со всем, так сказать, уважением, ему разрешат снова увидеть ту девушку с чудесными золотыми волосами».
А поскольку плутовство по заказу не отключается, Финтов внутренний голос предательски нашептывал: «А может, и деньжат еще подкинут, хорошему-то мальчику». Кроме того, ему казалось, он мистера и миссис Мэйхью раскусил: как ни странно, попадаются иногда богачи, которым вправду есть дело до уличной бедноты – и которые оттого чувствуют себя слегка виноватыми. Если ты беден, и, скажем, не забудешь руки хорошенько отмыть, и нету у тебя ни стыда ни совести, так что ты состряпаешь слезливую историю своих бедствий не хуже Финта – хотя, по правде говоря, Финту и выдумывать-то ни к чему, ведь его жизнь, которую он описал Чарли почти совсем правдиво, бедствиями была и без того щедро сдобрена, – так эти люди тебя прямо расцеловать готовы, ведь благодаря тебе они почувствуют себя лучше.
Лежа в темноте и думая о девушке, Финт слегка устыдился, что помышляет только о собственной выгоде, ведь спасение девушки – наверняка само по себе награда, но устыдился он разве что самую малость, потому что жить-то надо, чо?
Финт неуютно заворочался, вспомнив про Чарли, который, похоже, принимает Финта за этакого короля пиратов; а если вдуматься, так ведь Чарли на самом деле свою игру ведет. Каждый мальчишка хочет, чтобы его считали крутым парнем и крепким орешком, так? Потому что тогда чувствуешь себя, ну, взрослым. Для Чарли слова – это хитрая игра своего рода, может, в ней Финт и не разбирается, но игра все равно остается игрой – а он, Финт, в игре выживания здорово наловчился.
Глядя в никуда, Финт подумал о Дедуле: тот умер с улыбкой на губах в городской канализации, посреди всего того, что канализация в себе содержит. Не скоро он, Финт, снова сунется в Мальстрем. Крысы – твари мелкие, но их великое множество, а как только весть разнесется по туннелям – они сбегутся отовсюду. Надо выждать хотя бы недельку-другую, прежде чем возвращаться к тому месту, где старикан помер. Помер там, где сам хотел, напомнил себе Финт.
А взять Обрубка – у него ж две ноги было, пока в него не угодило пушечное ядро, когда он сражался где-то в Испании.
А взять его самого – и тут в сознании всплыли слова Чарли, меняя его мир – мир, где ты только что весело тошерился в клоаке, а в следующую минуту, ты и глазом моргнуть не успел, полисмены уже называют тебя героем и ты разгуливаешь по шикарным особнякам, словно у себя дома. Ты уже не тот, кем проснулся поутру. Как будто бы огромная пружина, распрямляясь, тащит его за собой – и, наверное, рано или поздно мальчишке приходится решать, что за мужчина из него вырастет. Станет ли он фишкой в игре – или игроком?..
