Андрей передал пациента на руки санитару, а сам отправился в обход.
– Не хотелось бы снова городить штабель из столов! Хотя, бог с ним – десять минут работы, и всё в ажуре! Кстати, по возвращении на поверхность обязательно закажу себе вымпел с надписью: «Корявому победителю от благодарных потомков!» Стильно и броско!
Андрей на секунду представил, как главврач торжественно вручает ему искомый вымпел и выдает на гора хвалебную песнь:
Андрею Корявому слава в веках!
Андрею Корявому слава – не стыдно за мужика!
Андрею Корявому респект и почет!
Андреи Корявые наперечет!
В стране родной,
В которой с героями полный застой,
Проблемы, дилеммы и тухлый отстой!
Зато
Наш Андрюша парень непростой,
Видный, солидный, слегка холостой,
Герой,
Совсем не из недотрог,
Уверен, надежен,
С подчиненными строг!
Победитель «зипунов»,
Смелости в нем будь здоров!
Отваги,
Верности присяге
И таланта организатора,
Проявил себя не хуже Терминатора!
Разбил в пух и прах
Мамаевы орды,
Преодолевая нерешительность, страх,
Начистил им морды!
И не только морды,
Но и кое-что еще,
Поэтому Корявому
Респект и почет!
И слава в веках!
Оплата последует!
И не стыдно за мужика —
Оттянулся, как следует!
Что же до нас, руководства,
Принято решение
Отправить Корявого
На курсы собаководства!
Чтобы впредь спускался в подвал
Только вместе с кобелём —
Озверелым, страшным,
Настоящим собачьим богатырем!
Кобель —
Чистый зверь,
Рядом с ним – не до смеха,
Ценою жизни готов
Охранять старшего брата – человека!
Андрея Корявого —
Классного малого,
Легенду приходящего века!
– Эх, люблю собачек! – Андрей блаженно улыбался. – Не то что паскудных котов-стукачей! Ну-с, посмотрим, что у нас здесь!
five o’clock
– И как же это у них получается? – Андрей недоуменно наклонился над внушительной дыркой в полу. – Прямо бермудский треугольник!
Перекрытия между этажами были железобетонными, выполнены на совесть с применением легированной арматуры высокой плотности укладки. Обычно такие конструкции характерны для спецобъектов – стратегических бомбоубежищ или запасных командных пунктов. В свое время в момент заложения подвала у архитекторов (под воздействием сурового взгляда людей из органов) проснулась инициатива, и они предложили предусмотреть для подвала дополнительные опции, в частности – укрепленного многоэтажного бункера на случай войны. Что и было сделано. В результате перекрытия не могла пробить даже полуторатонная фугасная бомба – как же пациенты смогли их взломать?
– Не иначе, полтергейст! Или даже сам Антихрист! – Андрей боязливо оглянулся через плечо и мелко перекрестился. – Придется опять столы перетаскивать! Хотя, если для Него такой бетон не помеха, как его сможет остановить жалкое дерево?
К Андрею, отдуваясь, подошел Перельман:
– Докладываю, товарищ фельдмаршал – больных всех повязали и растолкали по камерам – замки работают, сам проверял! Так что сидят, миленькие, как мартышки в клетке! Эх, Изольдыч, сейчас бы остограмиться! – Перельман протяжно подвыл и сунул в зубы «Дымок». – С такими-то делами немудрено в депрессию впасть – тоска охватывает! У тебя, случайно, во фляжке водки нет?
– Не! – Андрей сглотнул слюну. Перед его внутренним взором материализовалась запотевшая беленькая «Зеленая марка» 1 литр на байкальской водичке, осажденная серебром. Бутылочка сама собой наклонилась и налила стопочку. Откуда ни возьмись рядом с гранёненькой появился огурчик и головка маринованного чесночка. Красота!
Андрей посмотрел на санитара. У того шел дым из ушей.
– Однако коптит, Вилючинский! – Андрей закрыл глаза, а когда вновь открыл их, увидел, как Перельман закинул в рот погасший окурок и меланхолично пережевывает его, что твой верблюд.
– Мне кажется, или я уже того? Крышей поехал? – внезапно сомнения стали одолевать Андрея. – А ведь меня предупреждали, не бери все близко к сердцу, не бери! И не страдай излишней поэзией! Вот сочинил стихи за Бендера, и тут она – легка на помине! Поэтическая лихорадка, переходящая в навязчивый дурман с миражами!
Андрей вспомнил, как пару месяцев назад его, подающего надежды молодого врача с опытом, отправили на однодневные курсы повышения квалификации на Ленинский проспект – в Академию Наук. Повышение квалификации состояло из пяти лекций подряд – одна из них так и называлась: «Романтико-поэтический психоз, усугубленный навязчивой рифмой». Читал лекцию бодренький девяностодвухлетний академик:
«Что ж, чтоб не ходить вокруг да около, сейчас я продемонстрирую некоторые образчики изящной словесности, вышедшие из-под пера наших подопечных. В моей долгой практике я кого только не повидал! Были и Лермонтовы с ударением на второй слог, и Пушкины, само собой, и даже личный переводчик старорежимного ташкентского феодала, который так настырно всовывал мне свои стихи, что пришлось взять и пообещать предать их гласности в больничной газете «Не только мыслею единой!» Вот, в частности, его творение:
Кочерыженька моя, кочерыжка,
Что ж ты смотришь на меня,
Как печальная волчица?
Ты не корм, я не хищник,
Я твой друг,
Я твой защитник,
Я тебя схороню,
Я тебя спасу,
Я тебя, моя родная,
Чрез невзгоды пронесу,
Как у Кубла-бая (среднеазиатский бай Кубла – у него красавица-жена)
На балу, среди кустов,
Где так мил и кров, и дом!
– Или вот еще, пожалуйста:
Если б ты была моей —
Бродила бы одна среди полей,
Среди арыков, паранджой накрыта,
Среди хлопка – уверено-морковка,
Я бы тебя спас, я б тебя согрел,
Издалека б тебя я разглядел
И поехал б за тобой
На горячем коне,
Чтобы припасть к твоим ногам
При солнце, при луне,
Лизать их и стонать
От страсти,
Имея в виду лишь любовь,
В коей я есть полной власти!
– Стоит заметить, когда пациент сочинял конкретно вот эти вирши, его состояние было почти оптимальным, так что некоторые из его фраз похожи на человеческие (что совсем необязательно для таких, как он). Как вам, например?
