«Жареные петухи» – в устах Надежды был почти комплимент.
Ненависть ее ко всем неевропейцам стала в команде Виктора Яценко притчей во
языцех. Не раз ему приходилось отказываться от опытных, с прекрасными
рекомендациями охранников, шоферов и прочего персонала только потому, что они
принадлежали к лицам, как принято выражаться, «кавказской национальности», и
Надежда ставила вопрос ребром: они – или она. Надежда отказывалась сопровождать
на рынок повариху Ирочку, потому что там было «полно черных». Кавказские
конфликты были для нее подарком судьбы! Однако обойтись без контактов с арабами
Виктор никак не мог, в этом был смысл его бизнеса, и в Египте Надежде
приходилось держать себя в руках. Впрочем, на переговоры ее не брали:
мусульмане не допускают женщин на секретные переговоры, даже если это БМП. От
вида двух других охранников, белокурых бестий Григория и Женьки, подкашивались
ноги у любого темнокожего смельчака, ну а женщин здесь не принимали всерьез.
Однако с местными жителями Надежда общалась с видом крайней брезгливости, а уж
когда встречала негра – ее отвращением к «черномазому» мог бы восхищаться самый
ярый куклуксклановец. Надежда была крутая, отъявленная расистка, и это служило
поводом для неисчислимых шуточек в окружении Хозяина, однако сейчас впервые в
голосе Надежды, кроме презрения к «жареным петухам», звучала еще и озабоченность,
и даже нечто вроде встревоженного уважения.
– Что им надо? – вяло повторила Марьяна, сползая на пол: она
вдруг как-то сразу обессилела, все сделалось безразличным, даже пальба из-за
двери. – Может, и правда: Виктора уже убили, теперь наша очередь.
Надежда метнула в нее испепеляющий взор:
– Дура! Дура! Если он убит – какой смысл в нашей смерти?
Уходит Виктор – уходит все: контакты, адреса, проекты, суммы, будущие договоры…
Если убрать Саньку с Ларисой – точнее, Саньку, потому что кому нужна эта киска?!
– Виктор все равно что тоже убит. Его тогда ничем не проймешь. Его тогда хоть
напополам режь!
Какой кошмар все эти разговоры!.. Однако кошмар
продолжается. И на полицию, судя по всему, рассчитывать не приходится: если ее
до сих пор нет, значит, никто не поднял тревогу. Ох, ну зачем, зачем
понадобилось Виктору послушаться Ларису и забраться на эту экзотическую
каирскую окраину, ведь для него не только отели в районе Баб-аль-Хадид,
Клот-бей и вокруг мечети святого Хусейна, даже «Дар-ас-Салам», даже «Александрия»
не роскошь, а так себе, номерки по средствам! Что прельстило его в этой
уединенной вилле, кроме названия «Клеопатра» и почти опереточной роскоши, столь
контрастирующей с прилегающими районами Старого Мисра, одного из старейших
кварталов Каира?
И вот вам результат, как в той песенке. Отсюда хоть три года
скачи – ни до какого полицейского не доскачешь!
Новые щелчки-выстрелы вырвали Марьяну из страшных раздумий и
слились с сердитым плачем Саньки.
«Разбудили ребенка! А вдруг начнется приступ?!» – вскинулась
Марьяна, и страх ее вмиг исчез.
– Почему не стреляешь? – воскликнула она, пытаясь сквозь
пыль, оседавшую с простреленных стен, разглядеть, не задело ли Надежду:
пышнотелый диван оказался для Марьяны отличным прикрытием, а вот каково за крошечным
комодиком?
Однако за комодиком Надежды не оказалось. Марьяна только
собралась удивиться, как вдруг ее кто-то потянул за ногу. Взвизгнув, обернулась
– и увидела Надежду, которая, распластавшись на полу, легко скользила к двери в
спальню, умудряясь при этом тянуть Марьяну за пятку и грозить кулаком, призывая
к тишине. Марьяна плюхнулась плашмя и успела оказаться за спасительной дверью
прежде, чем гостиную прошила новая очередь, искромсав две драгоценные чеканные
вазы, только вчера подаренные Виктором жене и якобы добытые в гробнице
какого-то фараона – не самим Хозяином, конечно, но тем не менее древние
подлинники.
Не успела Марьяна подняться на ноги, как Санька с радостным
писком скатился с кровати, налетел на девушку и покрыл ее лицо шквалом мелких,
щекочущих поцелуев. Ей-Богу, он ни чуточки не был напуган. Пожалуй, даже не
слышал пальбы, а проснулся от грохота стекла.
– Ах ты, мой лизун ненаглядный! – пробормотала Марьяна – и
горло стиснуло от самозабвенной нежности к этому чужому сыну, от его милого
детского запаха, от той беззаветной любви, которую мальчишка щедро дарил своей
гувернантке – мамке-няньке, как насмешливо называла ее Лариса, если и ревнуя к
Марьяне сына, то никогда не снисходя до того, чтобы эту ревность обнаружить.
Сейчас Лариса на них тоже не взглянула. Все еще в одной
рубашке, она стояла у окна и осторожно всматривалась в улицу сквозь шелковые
зеленые жалюзи.
– Там еще двое, – не оборачиваясь, сообщила она, да так
спокойно, словно готовилась к сегодняшней стрельбе как минимум за год. А
впрочем, подумала Марьяна, не исключено, что и впрямь готовилась: жене Виктора
Яценко надо быть ко всему готовой. И вообще, вид у нее был такой невозмутимый,
будто Надежда и Марьяна не вползли в ее спальню из насквозь простреливаемой
гостиной, а, например, явились из ресторана, стуча каблучками и мило болтая. –
Но очень тщательно скрываются. Их тени дастаров выдали, иначе я бы нипочем не
догадалась.
– Тени? – недоверчиво переспросила Надежда.
Пригнувшись, приблизилась к окну и коротко хохотнула:
– Во козлы! И впрямь – самого мужика не видно, а тень чалмы
торчит. Снять бы его, мудилу!
Она вскинула пистолет, да спохватилась:
– Нет, потом. А пока помогайте, барышни! – И, натужась,
поволокла с кровати огромный, тугой и скользкий матрас.
– Не проще ли позвонить в полицию? – лениво предложила
Лариса, и тут Марьяна впервые заметила тень растерянности на лице Надежды:
– Ч-черт… сотовый остался в сумке, а сумка в гостиной!
Да, в гостиную уже не вернешься, телефончик не заберешь!
Лариса презрительно искривила губы:
– Странно, что ты пистолет успела из сумочки достать.
– Пошла ты, – буркнула Надежда, сражаясь с матрасом. –
Твой-то сотик, например, где? Опять забыла на подзарядку поставить? Так вот и
молчи. Да помогайте же, дуры!
«Дуры» наконец-то сдвинулись с места. Втроем они почти
запросто воздвигли матрас возле двери, а рядом нагромоздили всю мебель, какую
только смогли перетащить. Эту баррикаду взяла бы лишь граната или даже
противотанковое ружье, так что появилось время передохнуть: судя по звукам,
нападающие все еще сражались с первой линией обороны, платяным шкафом. Слава
Богу, вернее, Аллаху – шкаф почему-то поставили в гостиной, а не в спальне.
В антракте Лариса закурила, Марьяна села в уголке с Санькой
на коленях, а Надежда вернулась к окну.
