— Нет, — сказала я. — Он же мужчина.
— Но он в красном плаще, — сказал Миша.
— Он Дед Мороз, — сказала я.
Миша вытаращил глаза:
— Мы на утреннике?
Разговор с Мишей становился все более абсурдным. Я сказала:
— Ты есть хочешь?
Он кивнул.
Орхидея каким-то образом высушила скамейки. Я усадила Мишу и сама села рядом с ним.
Бондин с Мелиссой сели на другую скамью — напротив нас. А рядом с ними пристроились Николай с Орхидеей — стол был большой, а скамейки длинные. На одной стороне и шесть человек запросто поместились бы.
Инспектор надел очки и внимательно рассматривал все блюда. Боится, наверное, что они могут быть приправлены чем-нибудь, кроме соли и перца. Чем-нибудь вроде любовного перца.
Я тоже включила око. Кроме шампанского, ничто подозрений не вызывало.
Бондин взял бутыль, снял фольгу, открутил проволочку, а потом направил бутылку в сторону поляны и встряхнул, произнося:
— Долой любовные чары!
При этом, как мне показалось, он имел в виду что-то свое.
Бондин потряс бутылку сильнее. Я невольно зажмурила один глаз, ожидая чуть ли не пушечного залпа. Пробка вылетела с громким хлопком, и пена залила траву. Остаток инспектор вылил и поставил бутыль около скамьи.
— Да, Николас, — сказал инспектор, — а почему вы не проверили списки женатых перед свадьбой? Вдруг… кхм… — он покосился на Мишу, а потом на Мелиссу, — кто-то из них оказался бы уже женат?
— Да! — воскликнул Николай. — Начальство велело проверить. Им сообщили, что Михаил Реймс, возможно, двоеженец!
— Кто это им накляузничал? — возмущенно воскликнула Мелисса и поглядела на меня.
— Вообще-то я, — сказал инспектор.
Жаль, что не я.
— Это ведь ложь! — с обидой выпалила Мелисса, повернувшись к инспектору.
Тот ответил, не отводя глаз:
— Я хотел задержать свадьбу.
Мелисса насупилась.
А Николай кивнул Бондину:
— Понимаю… А списки я проверил. Чего их там нынче проверять-то? Мой, за этот год, я по дороге в самолете прочел…
Так вот что за книжка в кожаной обложке у него была!
Николай продолжал:
— Меня ведь редко свадьбы зовут проводить — основная моя специализация другая…
— Но ведь общий список очень длинный! — воскликнул Бондин.
— Ну и что, — сказал Николай. — Он же теперь в компьютере. Нажал поиск фамилии — и вся недолга.
— Как в компьютере? — удивился Бондин.
Николай нахмурился:
— Реформу провели в этом году. Я тоже теперь должен в конце года подавать в этом… ну, впечатывать в компьютер. А мне и так тридцать первого декабря некогда. Да и компьютеры я не люблю!
— Я бы могла тебе помочь, — улыбнулась Орхидея Николаю. — Я разбираюсь в компьютерах и печатаю быстро.
— Правда? — расцвел Николай. — Я был бы счастлив!
— А почему это, интересно, вы Деда Мороза пригласили? — спросил инспектор Мелиссу.
Та растерялась на секунду, потом ответила:
— У него… пальто красивое.
Похоже, она что-то не договаривает. И Бондин, видимо, тоже так решил, потому что пробормотал недоверчиво:
— Ну да, ну да.
А я подумала о том, что одна ведьма очень любит все снежное, зимнее и морозное. И она вполне могла посоветовать позвать Деда Мороза как шамана. Только вот… Далию ведь саму заколдовали. Значит, есть кто-то еще, кто тоже любит все зимнее? Или кто просто хотел перевести стрелки на Далию? Но кто?
Орхидея уже кусала куриное мясо, я тоже положила себе на тарелку курицу и салат. Мелисса ела с какой-то затаенной грустью. И если бы Миша был не моим женихом, а чьим-нибудь еще, то мне бы, наверное, стало ее даже жалко.
Мишу пришлось кормить буквально с ложечки. Потому что он начал ужин с того, что попытался фужером загрести салат из салатницы, и когда это ему в какой-то степени удалось, он перевернул фужер себе на шевелюру. Когда я забрала у него фужер и стряхнула листики шпината с его волос, он взял куриную ножку и спросил меня:
— Это микрофон?
Все прыснули. А Миша сказал, поднеся ножку к губам:
— Раз. Раз-раз. Раз-два-три…
По крайней мере, он может сосчитать до трех.
Я забрала куриную ножку, сама отрезала от нее филе, положила ему на тарелку и сказала, чтобы он ел.
Мелисса угрюмо посмотрела на Мишу и сказала:
— С любовным зельем он, по крайней мере, соображал.
— Угу, и соображал он только о тебе, — сказала я свирепо.
Мелисса уткнулась в свой салат.
Николай ел печенье, которого тут была целая гора на большой плоской тарелке, и запивал молоком. И такая еда ему явно была очень по вкусу.
— Чай? — спросила всех Орхидея.
Николай и Бондин сказали, что уже сыты. Я тоже. Миша равнодушно пожал плечами. А Мелисса сказала:
— Возьмем торт с собой на виллу?
Она сама и взялась его тащить. Орхидея «убрала» со стола: махнула ладонью — и все исчезло.
Мы погрузились в две ступы: я, инспектор и Мелисса — в одну (Мелисса на вытянутых руках держала снаружи ступы белоснежную пирамиду-торт), а парочка влюбленных и Миша — в другую.
Долетели до виллы без приключений. Орхидея сказала мне, что надо только сказать ступе: «Обратный путь». Что я и сделала, как только мы поднялись вверх, (ступа плавно и быстро полетела над деревьями назад к вилле.
Мелисса сначала тихо жаловалась, что она не виновата, что она слишком молода, чтобы ехать в Сибирь, что там и приличной магической тусовки нет, и парни дикие, бородой заросшие.
Потом спросила:
— А мои родители очень переживали, когда узнали?
— Разумеется! — сказала я.
— Ну она им хоть записку передала?
— Собака? Боб? — спросила я.
— Какой еще Боб? — удивилась Мелисса.
— Собака Маргариты Петровны, — сказала я. — Она твою записку принесла.
Мелисса возмутилась:
— Она что, отдала записку собаке?!
А инспектор спросил:
— Кто — она?
Мелисса прикусила язык.
— Зато в тайге свежий воздух, — сказал Бондин. — Полезно подышать… Лет десять.
Мелисса вздрогнула, потом всхлипнула и сказала вдруг:
— Не буду я за нее отдуваться!
— За кого? — спросил Бондин.
