Внезапно Дмитрий ощутил сверлящую виски головную боль и резь в глазах, вызвавшую слезы. Обычно у него такое случалось, когда артериальное давление резко падало, и в таких случаях он лечился черным кофе. По-видимому, голова заболела из-за того, что он еще не акклиматизировался в высокогорье, да и солнце было очень активное, а он на голову ничего не взял. Заметив по дороге кофейню, он направился туда.
Толстый флегматичный бармен, вызвавший ассоциацию с бегемотом, неторопливо готовил эспрессо, пока Дмитрий нетерпеливо крутился на высоком стуле возле стойки.
— Сливки желаете? — Бармен наконец поставил перед посетителем чашечку ароматного кофе и выжидающе уставился на него.
— Спасибо, предпочитаю черный.
— Ваш транспорт? — указал бармен кивком на квадроцикл, который было видно из окна.
— Арендованный.
— Хорошая машина, — уважительно произнес бармен. — Катаетесь?
— Катаюсь. Грибы собираю.
— Да ну? Здесь их мало, надо ехать на Воловецкий перевал или на Боржовецкие полонины, вот там хоть косой коси.
— Далеко отсюда?
— Далековато.
Дмитрий решил возвратиться в гостиницу не по асфальтовой дороге, а, удлинив путь, вновь через горы, и попутно развлечься поиском грибов. Проехав мимо уже знакомой церквушки, он свернул на грунтовую дорогу. Ориентиром для него служила видневшаяся на горе высоковольтная линия электропередачи. Трясясь на неровностях дороги, квадроцикл уверенно продвигался вверх и достиг верхней точки довольно быстро.
Лес становился все гуще, приходилось маневрировать, уклоняясь от веток деревьев. Неожиданно он выехал на небольшую поляну, окруженную с трех сторон гладкоствольными буками, а с одной — березовой рощей. Дмитрий остановил квадроцикл и занялся поиском грибов. Первого красноголовца — плотного, на длинной ножке — он обнаружил чуть ли не под ногами, и его охватил азарт. Дмитрий отходил все дальше от квадроцикла, и пакет довольно быстро наполнялся. Когда он нашел подряд два белых гриба, грибной азарт заставил его забыть все на свете. Перепрыгнув через едва заметный ручей, он оказался на участке смешанного леса: здесь ели соседствовали с грабами, буками, попадались и дубы.
Внезапно резко стемнело, словно наступил вечер. Небо затянуло черными грозовыми тучами, послышались далекие раскаты грома. «Надо возвращаться к квадроциклу, я слишком далеко отошел от него». Тут он обнаружил уютно примостившееся семейство подосиновиков и не смог остановиться, пока все они не перекочевали в пакет. Только он выпрямился, чтобы сориентироваться, в какой стороне остался квадроцикл, как яркая вспышка осветила все вокруг белым светом и ужасный грохот, сопоставимый с артиллерийским залпом, больно ударил по ушным перепонкам, заставив Дмитрия от неожиданности присесть. Налетел порыв холодного ветра, раскачав кроны деревьев, и с небес обрушились потоки ледяной воды.
Дмитрий много раз попадал под ливень, но с таким еще не сталкивался. Вода лилась сплошной стеной, без малейшего просвета, словно он оказался под струей водопада, мгновенно промокнув до нитки. Было настолько темно, что Дмитрий не видел, куда идти, и вскоре наскочил на что-то колючее, больно ударившее по глазам. Поняв, что это ель, он заполз под раскидистые ветви, прижался к стволу, пытаясь таким образом уберечься от ледяного потока, лившегося с неба. Тут новая вспышка яркого белого света позволила рассмотреть все вокруг до мельчайших деталей, лучше, чем днем. Деревья застыли, словно в ожидании чего-то ужасного. И сразу раздался грохот, отозвавшийся болью в ушах, которые Дмитрий инстинктивно закрыл ладонями.
Наступившая непроглядная тьма длилась недолго, началась вакханалия ударов грома и блеска молний, устроивших смертоносную пляску. Разветвляющиеся молнии возникали то с одной стороны горы, то с другой, подбираясь к Дмитрию все ближе, и он, запаниковав, бросился бежать. Молнии словно водили хоровод вокруг Дмитрия, а в ушах у него в перерывах между оглушающими раскатами грома звучала детская песенка: «Встаньте, дети, встаньте в круг, встаньте в круг!»
Пляске вспышек нереально яркого света, чередующихся с непроглядным мраком, казалось, не будет конца. Все это ощутимо било по нервам. Дмитрия сотрясал озноб то ли от страха, то ли от продолжающих низвергаться с небес потоков воды. Он побежал, натыкаясь на деревья, царапая лицо, руки, поскользнулся, упал, измазавшись в грязи. Дмитрий давно бросил пакет с найденными грибами. Его охватил первобытный страх перед силами природы, который подавил его интеллект, лишил признаков цивилизованного человека. Ему казалось, что вот-вот с очередной вспышкой молнии закончится его жизнь.
Дорогу преградил ручей. Еще недавно едва заметный, теперь он превратился в бурный поток метра полтора шириной. Дмитрий прыгнул, но поскользнулся на мокрой, разбухшей от влаги траве и упал в воду. Поток мгновенно подхватил его и пронес вниз несколько метров, больно прокатив спиной по камням, прежде чем он сообразил схватиться за выступ скалы. Подтянувшись, он с трудом выбрался на берег из разбушевавшегося ручья, который становился все шире и стремительнее. Оглушенный канонадой грома, насквозь промокший, замерзший и почти ничего не соображающий в этой вакханалии природы, он пошел вверх по течению, дрожа под порывами холодного ветра, надеясь выйти к квадроциклу. Всего несколько минут яростного напора стихии его обессилили, и он еле передвигал ноги. Вдруг Дмитрий поскользнулся на крутом склоне, заскользил вниз и, пытаясь удержаться, схватился за ветви ближайшего дерева. Яркая вспышка молнии с пушечным ударом грома над головой и треском разлетающегося дерева в мгновение отправили его в беспамятство.
5
Очнулся Дмитрий на белоснежных накрахмаленных простынях, пахнущих лавандой, укрытый толстым шерстяным одеялом в пододеяльнике. Неширокая деревянная кровать темного цвета, с высокой спинкой, на которой была выполнена затейливая резьба в виде фигурок людей. На нем была длинная белая рубаха, на голове — нелепый белый колпак. «Фригийский», — вспомнил он уроки истории, и перед мысленным взором пронеслись толпы людей в подобных, только красных колпаках, вооруженных чем попало, снесших до основания мрачную Бастилию, а вместе с ней и французский абсолютизм.
Как он попал сюда, Дмитрий не помнил, в памяти остались только яркая вспышка и удар грома. По-видимому, его обнаружили в горах и перенесли в этот дом. Мебель здесь была массивной, из твердых пород дерева. И платяной шкаф, и громоздкий комод были старинными, либо их изготовил под старину умелый мастер.
Через окно лились потоки нежного, словно застенчивого утреннего света. Дмитрию это крайне не понравилось — выходит, без памяти он провалялся долго, и это было не иначе как утро следующего дня. Вскочив с кровати, он подошел к окну. «Довольно высоко, второй или третий этаж», — прикинул он.
Из окна был виден покатый склон с молодыми деревьями, а, на сколько хватало глаз, везде были сине-зеленые вершины Карпат. Похоже, что дом, в который он попал, находился высоко в горах, и это было очень странно.
Заглянув в шкаф, Дмитрий обнаружил несколько старомодных двубортных костюмов в широкую клетку, рубашки, галстуки. Все это было не его размера, но выбирать не приходилось, и Дмитрий переоделся. На ноги надел допотопные сандалии, хорошо, что они оказались впору, так как другой обуви не нашлось. Посмотрев в зеркало на дверце шкафа, он остался недоволен своим видом — заметна была щетина, хотя, казалось, недавно брился, нездоровый, бледноватый цвет лица. Коричневый пиджак был тесен в плечах, рукава короткие, брюки, наоборот, длинноваты, собрались складками на сандалиях. Пуговицы у ворота рубашки не застегивались — полочки не сходились. Завязав серый галстук, он стал походить на уставшего клоуна, вышедшего на манеж не по своему желанию, а вследствие необходимости. Из личных вещей у него остались лишь наручные часы «Ролекс», которые благополучно пережили ночную грозу и экстремальное купание.
