– Вы и в самом деле считаете, что он преднамеренно толкнул ее? – спросил он вслух.
Вита подняла на него глаза:
– Ох, Доминик, мне бы хотелось сказать – нет! Я отдала бы все что угодно, ради того, чтобы вновь оказаться во вчерашнем дне, когда все это еще не произошло. Но я слышала ее голос. И этого не отменить. Я как раз выходила в холл. Она вскрикнула: «Нет! Нет, преподобный!», после чего упала.
Женщина умолкла, часто и неровно дыша, и лицо ее еще больше побледнело.
– Во что еще могу я поверить? – с отчаянием проговорила она, посмотрев на собеседника полными ужаса глазами.
Слова ее как бы захлопнули дверь за его надеждой… железную дверь, на которой не было ручки. До этого мгновения Доминик какой-то частью себя верил в то, что это ошибка, истерика, породившая безрассудные слова. Но Вита не стала бы подтверждать подобного. Она не ощущала к Юнити никакой любви, ничем не была с ней связана, ее никто не допрашивал и не пугал, на нее не оказывали никакого давления. Кордэ попытался придумать какой-либо аргумент, однако в голову ему не шло ничего путного.
Миссис Парментер смотрела на него полными страха глазами:
– Как сказал полисмен, наверху просто не обо что споткнуться.
Священник знал это, поскольку сам сотни раз поднимался по этой лестнице и спускался с нее.
– Ситуация такова, что я предпочла бы не вникать в нее, – негромко продолжила его спутница. – Но если я ударюсь в бегство, в конечном итоге станет только хуже. Мой отец – вы полюбили бы его, как мне кажется, – был по-настоящему великим человеком. И он всегда учил меня тому, что ложь с каждым новым днем становится все более опасной. Чем большее количество новых подробностей ей скармливаешь, тем больше она вырастает, и в конце концов становится больше самого лгущего и пожирает его. – Она наконец опустила глаза, глядя в сторону. – Но как бы я ни любила Рэмси, приходится следовать собственным убеждениям. Разве это можно назвать эгоизмом или нелояльностью?
– Вовсе нет, – поторопился Кордэ с ответом. Вита казалась такой хрупкой в пятнах пробивавшегося сквозь листву света. Она была меньше ростом, чем могло бы показаться с первого взгляда. Сила ее личности подчас заставляла забывать об этом.
– Вовсе нет, – повторил ее спутник с еще большей убежденностью. – Никто не вправе ожидать от человека лжи в подобном вопросе ради того, чтобы его выгородили. Мы должны делать все возможное, чтобы сократить ущерб, однако это не позволяет игнорировать законы страны и Божественный закон.
Речь вышла какой-то помпезной. Священник без мгновенного колебания обратился бы с этими словами к любому прихожанину, однако с этой женщиной, которую он так хорошо знал, которую видел каждый день, дело обстояло иначе. К тому же она во всем стояла выше его. Правда, то, что миссис Парментер была старше Доминика годами, не значило для него ничего. Дело было в другом: она была много старше его в жизни церковной.
Ее реакция изумила мужчину. Повернувшись, она посмотрела на Доминика широко раскрытыми ясными глазами – так, словно он предоставил ей реальное и вполне ощутимое утешение.
– Благодарю вас, – проговорила Вита полным искренности тоном. – Вы просто не представляете, как поддержали меня своим убеждением в том, что правильно и справедливо. Я не ощущаю одиночества, и это самое важное. Я способна вынести все что угодно, если только мне не придется делать это одной.
– Конечно же, вы не одиноки! – заверил Кордэ свою спутницу. И несмотря на потрясение, заледенившее все у него внутри, и странную усталость – словно бы он провел всю ночь на ногах, слова эти произвели в нем нечто вроде облегчения, позволившего расслабить давно стянувшиеся узлом мышцы. Сам он никому не пожелал бы такой трагедии, и менее всего семье, давшей ему столь много, однако этот человек твердо верил в то, что должен найти в себе силу и сочувствие, способные помочь этим людям, и на камне сем основывал свое призвание. – Я буду здесь все время.
Миссис Парментер улыбнулась:
– Благодарю вас. А теперь мне хотелось бы собраться с мыслями…
– Безусловно, – немедленно согласился Доминик. – Вам лучше побыть в одиночестве.
Не дожидаясь ее ответа, он повернулся и направился по кирпичной дорожке назад, в холл. И уже приблизился к библиотеке, когда оттуда появился Мэлори. Едва молодой человек заметил священника, лицо его помрачнело.
– Что вы делали в зимнем саду? – резким тоном спросил он. – Что вам нужно?
– Я не искал вас, – настороженно произнес Доминик.
– А я полагал, что вы подумаете над тем, чем можно помочь отцу. После всей этой истории он едва ли сумеет исполнять свои пасторские обязанности. Не этого ли требует от вас долг? – Резкая интонация младшего Парментера пополнилась осуждением.
– Моя первая обязанность связывает меня с этим домом, – возразил Доминик. – Как и вас. Я разговаривал с миссис Парментер и попытался заверить ее в том, что все мы будем поддерживать друг друга в такое время…
– Поддерживать друг друга? – Темные брови Мэлори поднялись, и на лице его проступило саркастическое выражение. – Не абсурдно ли это, если учесть, что в высшей степени неприятная молодая женщина, помогавшая моему отцу, только что приняла преждевременную смерть в этом доме? Одна из моих сестер вовсю намекает на то, что виноват в этом мой отец, в то время как вторая изо всех сил его защищает, отпуская при этом безответственные реплики, которые почему-то кажутся ей забавными. Полиция караулит у нашей двери, и положение, несомненно, сделается еще хуже. – Голос его еще больше наполнился неприязнью: – Самое лучшее, что вы можете сделать – это снять пасторские заботы с плеч отца, чтобы ему не пришлось покидать дом. Тогда вы, во всяком случае, предоставите нам возможность, оставшись в приватной обстановке, справиться с нашим потрясением и горем, a люди, ответственность за которых лежит на отце, получат священника, который им послужит.
Доминик ощутил, как в груди его крепнет раздражение. Все разногласия и раздоры с Мэлори, пережитые за те месяцы, которые он провел в доме Парментеров, разом прихлынули в его память, и загнанный в подвал рассудка гнев вырвался на свободу. Не изжитое еще потрясение не позволило ему овладеть собой.
– Быть может, если вы сумеете на несколько дней прервать вашу подготовку к Риму и утешить свою мать, заверить ее в своей верности, то мне не потребуется делать этого, – отпарировал он, – и я получу свободу, необходимую для того, чтобы вернуться к своим обычным обязанностям. Пока что вы отправились читать книжки, что, возможно, весьма познавательно, однако едва ли уместно в данной ситуации!
Мэлори покраснел:
– Не знаю, что вы там сумели сказать ей такого, что могло помочь ей – и одновременно почти не соответствовать истине. Юнити была безбожницей, не считавшей нужным воздержаться от проповеди своих аморальных и богохульных воззрений в нашем доме. Отец ошибся, пригласив ее к сотрудничеству. Ему следовало получше разузнать, что это за человек, прежде чем нанимать ее.
