Он умолк на мгновение. Кордэ попытался что-нибудь сказать, но вовремя сообразил, что именно сейчас Парментера перебивать не следует.
– Она могла разнести меня в пух и прах в любом споре, который у нас случался. Память ее была идеальной, – пожал плечами Рэмси. – Случалось, что она заставляла меня чувствовать себя смешным. Признаюсь честно, Доминик, в такие мгновения я ненавидел ее.
Он упорно смотрел на собеседника, умоляя поверить ему, но не желая отягощать его высказанной просьбой. И, быть может, опасаясь услышать ответ.
Кордэ находился в смятении. Он и хотел бы поверить старшему товарищу, но как может быть, чтобы слова его оказались правдой? Четыре человека слышали крик Юнити: «Нет, нет, преподобный!». Или это был не протест, но призыв на помощь? Но тогда столкнуть ее мог только Мэлори…
Но почему? Она не издевалась над его верой, которая находилась в оппозиции вере его отца. Все аргументы мисс Беллвуд только подтверждали его правоту. Всякий раз, когда она пыталась посмеяться над ним или проверить слепую веру логикой, Парментер-младший просто изменял формулировки. Если она не понимала, это следовало из отсутствия у нее смирения. Если его аргументы оказывались ошибочными или полностью порочными, то причина заключалась в тайне Бога, которую нельзя постичь человеческим разумом. Если же она выдвигала неприятный Мэлори научный аргумент, он просто опровергал его и, случалось, сердился, но никогда не чувствовал внутреннего возмущения.
– Доминик, я не убивал ее! – повторил Рэмси, и на этот раз страх и одиночество настолько резко проступили в его голосе, что пробудили бурю чувств в душе его друга.
Этот долг он не может не выплатить. Но как это сделать, не подставив себя под удар? Конечно же, преподобный Парментер, сделавший его таким, каким он теперь стал, не захочет разрушить свое творение, признавшись в собственной нечестности.
– Тогда остается Мэлори, – проговорил Кордэ, заставив себя посмотреть в глаза Рэмси. – Потому что я этого не делал.
Прикрыв лицо ладонями, пожилой священник склонился над столом.
Доминик замер на месте. Он не знал, что делать. Горе Парментера как будто заполняло собой всю комнату. Он не мог не ощутить этого, и изображать непонимание было бы немыслимо. Рэмси никогда не притворялся в его присутствии, никогда не уклонялся от ответа и не говорил неискренних слов. И теперь, в этот самый момент, в этой притихшей комнате, настало время уплатить долг. Настало время привести в действие все добрые идеалы, все верования, с таким трудом обретенные им. Чего стоит теория перед лицом реальности, если он не может или не желает достойно встретить ее? Она превращается в чистый обман, столь же пустой и бесполезный, как это утверждала Юнити Беллвуд.
Он не мог позволить себе такого!
Кордэ было подумал, что, возможно, необходимо протянуть руку над столом и прикоснуться к плечу Рэмси, сжать его. В каких-то отношениях они так хорошо знали друг друга… Преподобный Парментер видел его находящимся в глубинах смятении и отчаяния. Тогда он позволил себе даже обнять Доминика.
Но сейчас дело обстояло иначе. Если прошлое тесно связывало их, то оно же и разделяло, навсегда делало Рэмси проводником, неуязвимым спасителем. Попытка лишить его этого статуса могла лишить его остатков достоинства, и Доминик не мог позволить себе сделать это.
Руки его остались на своем месте.
– Если это сделал Мэлори, нам придется принять этот факт, – проговорил он. – Мы должны помочь ему любыми, всеми возможными способами. Должны помочь ему признать случившееся и, если возможно, понять свой поступок. Либо он сделал это случайно, либо преднамеренно.
Голос Кордэ дышал холодом и жутким рационализмом. А ведь он хотел совсем другого.
– Если это было не случайно, значит, у него должна быть серьезная причина, – продолжил он. – Быть может, она слишком часто дразнила его, и он, наконец, утратил самообладание. В таком случае он должен сейчас горько сожалеть об этом. Кому из мужчин не случается забыться хотя бы раз в жизни? Это нетрудно понять, особенно в отношении Юнити.
Рэмси неторопливо поднял голову и обратил к Доминику пепельное лицо с полными муки глазами.
Кордэ едва удавалось держать во власти собственный голос. Произносимые слова доносились до него как бы издалека, от кого-то другого… Звуки их переполняло чрезвычайное спокойствие.
– А потом нам придется помочь ему уладить свои отношения с полицией и законом. Он должен понимать, что мы не оставим его и не осудим. В том, что он понимает разницу между грехом и человеком, который его совершает, сомневаться нельзя. Нам придется продемонстрировать эту разницу на практике.
Рэмси вдохнул и очень медленно выдохнул:
– Он говорит, что не делал этого.
Доминик притих. Неужели Парментер думает, что это сделал он? Не это ли означают его слова? Это было бы вполне естественно. При всех разногласиях между ними, какими бы глубинными они ни были, Мэлори оставался сыном Рэмси.
– Неужели вы считаете виновной Клариссу? – Кордэ попытался прибегнуть к помощи рассудка. Он должен был сохранять здравый смысл.
– Нет, конечно же нет! – На лице пожилого священника отразилось, насколько абсурдной, с его точки зрения, была эта мысль.
– Я не делал этого, – ровным тоном проговорил Кордэ. – Не скажу, чтобы она была мне симпатична, однако у меня не было причин убивать ее.
– В самом деле? – спросил Рэмси с некоторым удивлением. – Я не слепой, Доминик, пусть со стороны и кажется будто я закопался в свои книги и бумаги. Я замечал, как ее тянуло к вам, как она смотрела на вас. Она поддразнивала Мэлори, провоцировала его, однако он был слишком легко раним, чтобы представить для нее реальный вызов. B отличие от вас. Вы старше, мудрее… Вы знали женщин, многих, как вы говорили при нашем знакомстве. Да я все равно понял бы это, даже в том случае, если бы вы промолчали. Это следует из вашей уверенности при общении с дамами. Вы слишком хорошо понимаете женщин, чтобы быть новичком. Вы ведь отвергли Юнити, так?
Кордэ ощутил чрезвычайное неудобство.
– Да…
– А значит, стали идеальной целью для нее, – заключил Парментер. – Она любила сражения. Победа приносила ей высший восторг. Для нее была сладка и победа интеллектуальная… Ведает бог, сколько раз она бросала мне вызов и скольких добивалась побед… – На лице его на мгновение проступил гнев и память об испытанном унижении. – Однако власть эмоциональной победы куда более сильна. Можете ли вы доказать, что она не зашла в общении с вами чересчур далеко, и вы не потеряли на мгновение власть над собой? Я вполне могу понять вас, если вы оттолкнули ее от себя буквально и физически, вызвав тем самым погубивший ее несчастный случай.
– Возможная ситуация, – согласился Доминик, ощущая, как крепнет у него в груди страх. Питт также может посчитать такую версию вероятной. Она позволит уцелеть Рэмси и Вите. Именно об этом мечтала Кларисса: об избавлении для своего отца и брата. Конечно же, этому будет рад и Мэлори. Только Трифена останется безразличной, ей главное – чтобы в принципе отыскался виноватый.
