Чем больше ответов, тем больше вопросов.
– Почему голландских?
– Легче было достать.
– Что ты с ними будешь делать?
– Не знаю. Наверное, раздам в хорошие руки.
– Зачем?
– Пусть в Москве появится новая порода.
К этому времени у меня намечалась возможность построить большой загородный дом в Подмосковье с хорошим курятником. Я надеялся, что к концу строительства у меня уже будут готовые курицы.
Конец строительства намечался через три года. И всё это время держать кур в городских условиях я бы не смог.
Поэтому я уговорил одних жителей станции Клязьма, семью Поповых, взять моих кур к себе в хозяйство. Семья Поповых училась с моей дочерью в одном классе (в лице мальчика Жени), и я очень любил эту семью.
– Поймите вы, это особые голландские куры. Самые первые куры этой породы нарисованы ещё на картинах Рембрандта.
– Да ну?
– Ну да!
Я серьёзно убеждал знакомых:
– Помните его натюрморты? Между прочим, они дают по два яйца в день.
Как ни странно, мои хозяйственные подмосковцы Поповы поверили мне и взяли всех цыплят. И все два года они ждали от этих кур по два яйца в день.
Наконец куры выросли и понеслись. Мои друзья Поповы стали ругать меня:
– Какие два яйца в день? Хорошо, что одно-то дают.
Хорошо, что мальчик Женя заступался за меня:
– Между прочим, одно яйцо в день – это большая редкость, это очень хороший результат. Большинство кур не в силах выдать 365 яиц в год.
Но это было потом, потом и ещё раз потом, а пока вернёмся в Москву.
Пришёл ко мне Владимир Меньшов – наш великий кинорежиссер. Задал те же вопросы:
– Инкубатор.
– Для чего?
– Я цыплят вывожу.
– Каких цыплят?
– Голландских.
– Почему голландских?
– Легче было достать.
– Что ты с ними будешь делать?
– Не знаю. Наверное, раздам в хорошие руки.
– Зачем?
– Пусть в Москве появится новая порода.
Я ему всё спокойно объяснил, ещё рассказал про цесарок, и Меньшов сказал:
– Ты самый счастливый человек в Москве. Ты живёшь, как хочешь.
Именно такую фразу сказала мне однажды внучка журналистки Ольги Кучкиной пятилетняя Даша. Она с бабушкой была у меня в гостях на Клязьме. И когда надо было уезжать, уцепилась за ножку стола и сказала:
– Я никуда не уеду.
Потому что у меня было интересно: мои и соседские дети, попугаи, стол для тенниса, качели, ручная галка и т. д.
Пришлось бабушке оставить её у нас ночевать.
Утром, пока ещё не приехали её встревоженные родители, мы с Дашкой гуляли. И она сказала ту же самую фразу:
– Счастливый ты, Успенский.
– Почему?
– Ты живёшь, как хочешь.
Итак, я в Москве с куриным аппаратом. Он уютно ворчит и бренчит у меня на столе.
Вообще-то, инкубатор должен высиживать цыплят сам. Сам должен качать качалку с яйцами, сам должен следить за температурой, за влажностью и вентиляцией.
Но никак не получается.
Влажность всё время убегает, всё время надо доливать воду и вывешивать влажные тряпочки на ванночки. Вентиляционное отверстие сначала надо открывать, потом закрывать, потом, в случае отключения электричества, снова открывать, чтобы не было перегрева.
Короче, хлопот полон рот, особенно если ты живёшь за городом, а инкубатор живёт в московской квартире. В следующий раз куплю импортный. Импортные механизмы за всем следят сами, как-то это у них легко получается.
И вот наступает долгожданный двадцать первый день. Пора вынимать уникальных цыплёнков. И набивается целый дом созерцальщиков.
Каждые десять минут я открываю дверцу инкубатора:
– Ого, ещё один вылез! И обсох уже! Давайте его в коробку.
– Ой, а этот давно проклюнулся, а никак не вылезает. Давайте его выковыривать.
Дело в том, что в моём инкубаторе очень трудно было сохранять влажность. И как только цыплёнок проклевывал скорлупу, влага из яйца немедленно уходила, и плёнка твердела. И у молодого курёнка не хватало сил прорваться сквозь неё.
И мы все, кто был при этом, кусочек за кусочком отламывали скорлупу. Иногда у нас это получалось, и утомлённое куриное создание наконец-то помещалось в хорошо обогреваемую картонную коробку.
Иногда это не получалось, тогда моё куриное поголовье уменьшалось на одну голову.
Из двадцати импортных яиц вылупилось пятнадцать цыплят – один другого симпатичнее. Если не считать двух цыплят, которые плохо хотели жить. Они всё время лежали.
Лежачих цыплят мы выходили. Мы им давали какие-то противорахитные лекарства чуть ли не насильно, и они забегали.
Я говорю «мы» потому, что в процесс выводки цыплят мне удалось втянуть всю семью. У жены и у детей появились свои любимые цыплёнки:
– Вот этот, с пятном на груди, – мой, – говорила жена.
– А этот шустрый, наверное, петушок. Я беру над ним шефство, – говорила внучка Катя.
– Ой, какие же они хорошие, – говорил сын, – жалко отдавать.
Короче, эксперимент удался. В коробке сидело новое поколение кур особой, хорошо несущейся породы.
Я отвёз всю коробку с результатом семье Поповых на станцию Клязьма и сказал им:
– Имейте в виду, процесс обновления куриного поголовья в Москве в ваших руках.
