Как страшно рычал он на леди Винтер, как долго не подпускал к ней посланницу гасконца! Пришлось показать ему письмо Д’Артаньяна, и то пес успокоился, только когда понял, что сможет сопровождать ее.
На короткое мгновение госпоже Буанасье показалось, что при упоминании имени хозяина собаки красивая дама слегка изменилась в лице. Хотя было темно, а на вопрос, знакома ли та с мушкетером Атосом, леди Винтер ответила отрицательно.
Впрочем, и об отношениях с Д’Артаньяном незнакомка говорила уклончиво и туманно.
Констанцию немного мучила совесть, что она забыла спросить о судьбе господина Буанасье. Не сильно ли навредило ему исчезновение супруги? Но утешала себя мыслью, что гонения на галантерейщика прекратятся, едва интрига, в которой она вынуждена была принять участие, перестанет так живо обсуждаться при Дворе…
Девушке хотелось более доверительно поговорить с леди Винтер, но та решительно отказалась пересесть в карету, даже когда Париж остался позади. Топот ее лошади, приглушаемый мягкой землей, раздавался то рядом с экипажем, то далеко впереди…
Глава сорок третья. Миледи
Миледи пришпорила свою Шарлотту, кобылу иссиня-черного цвета с едва различимым рыжеватым пятнышком на левой передней ноге. Почти как клеймо на ее собственном плече, оставленное «на память» лилльским палачом…
Кардинал весьма недвусмысленно дал понять, что не желает видеть Констанцию Буанасье поблизости от королевы. Миледи даже пожалела Анну Австрийскую – видимо, плотным кольцом соглядатаев окружил ее Ришелье, раз пришлось доверить сердечные тайны простой кастелянше, в чьи официальные обязанности входила лишь забота о чистоте и сохранности постельного белья в монаршей спальне.
Поручение представлялось ей поначалу легким и оскорбительно скучным. Не в пример тому, несостоявшемуся, когда за короткий срок требовалось вернуть доверие герцога (что было бы непросто после истории с подложным письмом, которое чуть не привело первого министра английского короля в ловушку кардинала Франции), добраться до сейфа с драгоценностями и срезать две из двенадцати алмазных подвесок.
Гонец его высокопреосвященства настиг ее уже в Портсмуте, когда она почти придумала, «под каким соусом» преподнесет себя лорду Бекингэму на этот раз. Обратную дорогу до порта во французской Булони миледи провела на палубе, подставляя нежное лицо соленым брызгам. Она не боялась загореть, как простолюдинка. Ее белоснежная кожа обладала удивительным свойством – солнечные лучи словно отражались от нее, не в силах придать хотя бы легкую золотистость. Впрочем, большую часть этого «чуда» обеспечивали кремы и мази, которые изготавливал ее знакомый аптекарь по специальным рецептам, изобретенным, как он утверждал, самой Екатериной Медичи – мастерицей по «необычным» смесям.
В Париже граф Рошфор ввел ее в курс предстоящего дела. Опытной шпионке не составило труда выяснить, где скрывалась госпожа Буанасье. Она лишний раз убедилась в своей неотразимости и умении добывать сведения там, где пасовал мужской ум. И если бы не мимолетная встреча возле дома гасконца…
Миледи не знала, кто ее родители. Двадцать четыре года назад монахини Тамплемарского монастыря бенедиктинок обнаружили у ворот корзину с очаровательным младенцем, завернутым в кружевные пеленки. Там же лежали бархатный кошель, набитый золотом, и письмо с просьбой позаботиться о девочке. Обычная история для незаконнорожденных детей знатных вельмож…
Необычное началось позже, когда в десять лет к ней приставили учителя – молодого священника, и к урокам богословия и рукоделия, проводимых монахинями с юными воспитанницами, а таковых в монастыре было несколько, добавились иностранные языки (английский, испанский, немецкий), грамматика, философия, этикет и даже геральдика.
А в пятнадцать она сбежала от своих опекунш вместе с наставником. Правда, нашли их быстро. Священника на десять лет заключили в тюрьму, а на ее нежной коже появилось позорное клеймо – палач, оказавшийся (бывают же такие совпадения!) старшим братом осужденного, выжег на девичьем плече королевскую лилию за грехи, которые она не совершала. Ну, если не считать побег из монастыря. Потом ее тоже посадили под замок. Однако продлилось заточение недолго…
К тому моменту она уже поняла, что невероятно красива и томный взгляд небесной голубизны глаз и медленный взмах длинными ресницами действуют как золотой ключик и могут открыть любые двери, а ее развитый обширными знаниями ум на ходу сочинял душещипательные истории, так что у тюремщика не было шансов устоять перед чарами прелестницы. Она снова оказалась на свободе.
Уверенная в своем знатном происхождении, девушка мечтала о Париже и Лувре. Еще не до конца представляя себе, как применить вложенные в ее голову науки, гонимая вперед жаждой мести предавшим ее родителям, она добралась до графства Берри и постучалась в домик местного пастора: ей требовались ночлег, еда и немного денег, чтобы продолжить путь.
Священник безоговорочно поверил в трогательную легенду о похищении юной дворянки цыганами, которую она придумала за минуту до того, как заскрежетал засов, вместе с именем Анна де Бейль. (Использовать данное ей при крещении, Матильда, не решилась – все-таки в глазах закона она была беглой преступницей и наверняка находилась в розыске!). Ангельская внешность вкупе с изысканными манерами подтверждали сказанное, и девушка получила все, что хотела, да еще приглашение задержаться на несколько дней и набраться сил перед дорогой.
За эти несколько дней и случилось то, что могло изменить ее судьбу – она влюбилась. А главное, чувство оказалось взаимным! Молодой граф Оливье де Ла Фер, владелец этих земель, совершенно потерял голову, как только заглянул в голубую бездну, обрамленную густыми длинными ресницами. А уж когда он услышал хрустальный звон голоса, одинаково свободно рассуждающего о высоких философских материях и международной политике, то сделал предложение руки и сердца, даже не спрашивая родительского благословения.
Счастье казалось таким близким, как спелое яблоко на клонящейся к земле ветке, – протяни руку и возьми его в теплую ладонь…
Глава сорок четвертая, в которой Миледи все еще медлит
Дорога шла полем и была хорошо видна в лунном свете. Всадница снова вонзила шпоры в лоснящиеся бока кобылы, удивленной непривычно жестким обращением, и та понеслась, соревнуясь с ветром. Сильные порывы растрепали белокурые локоны и сдули шляпу, не улетевшую только благодаря завязкам…
Все изменилось в одночасье, и «ветка с яблоком» вдруг взметнулась в недосягаемую высь… Накануне венчания юная невеста долго терла плечо куском пемзы, пытаясь избавиться от клейма, но сделалось только хуже – лилию сменила кровоточащая рана, прекрасные голубые глаза покраснели от слез, вызванных болью и отчаянием, а нежные веки распухли…
Мнительный, как все влюбленные, молодой граф истолковал состояние избранницы как нежелание выходить за него замуж. Словно в подтверждение мрачных предположений, прелестное лицо девушки исказилось, когда он обнял ее после завершения священного обряда. Приняв гримасу боли за отвращение, Оливье де Ла Фер совсем опечалился.
