Мало того, в кошачью компанию затесался третий – чумазый и лохматый. Вопрос, откуда он взялся, отпал сам собой, когда стражи порядка заметили открытое вентиляционное отверстие. Но все равно это не давало ответа на загадку, что же случилось за каких-то полчаса с серо-белым котом в золотистом ошейнике?
– Да он словно на войне побывал! – воскликнул один из охранников, не сдержав жалостливой нотки в голосе.
Коты смотрели на них выжидательно и, казалось, с надеждой.
– Живой хоть?
– Вроде бы, но дышит еле-еле. Сообщи по рации Петровичу, пусть звонит в нашу ветеринарку.
Бережно завернув Брыся в курточку от униформы, охранники направились к выходу, а коты поспешили за ними.
– Вот чуднО! Кому рассказать – не поверит!
По странному стечению обстоятельств, Петровичем оказался тот самый любитель кроссвордов, которому Брысь подсказал про «кирасу», и у него как раз закончилось суточное дежурство. Узнав в раненом своего утреннего знакомого, он решил сам отвезти его в клинику. Все равно по пути. К тому же хотелось лично поговорить с ветеринарным врачом и узнать, поправится ли необычный кот.
Черный и лохматый проводили машину глазами и остались сидеть на месте, приготовившись к долгому ожиданию.
– Ну нет, братцы, сегодня ваш приятель точно не вернется! Идите-ка к себе – есть и спать!
Сказавший это охранник, хозяин Барсика, взял котов подмышки (а они от усталости и переживаний не сопротивлялись) и спустился с ними в подвал. Заодно наполнил все пустые миски, длинным рядочком выстроившиеся вдоль стены. На звук сыплющегося корма набежали эрмики, сразу превратив пол в помещении в разноцветный живой ковер. Убедившись, что его подопечным хватило еды, человек ушел.
Сумасшедшая ночь закончилась…
Глава четырнадцатая. Заключительная
(пока Брысь не поправится)
Хотя накануне вечером искатель приключений протащил своего приятеля через подвал, не дав ему времени познакомиться с кем-нибудь из местных, эрмики Савельича узнали и засыпали вопросами. Больше всего их интересовал таинственный собачий лай. Пока философ соображал, как удовлетворить любопытство музейных мышеловов, не особенно вдаваясь в подробности, которые наверняка вызовут потрясение и потребуют новых объяснений, кошечка повышенной пятнистости, облюбовавшая подстилку Брыся, спросила о главном – где, собственно, второй экскурсант?
А он лежал, распростертый на операционном столе, и ветеринарный хирург Светлана Владимировна озабоченно склонилась над меховым тельцем со странными, будто полученными при взрыве, ранами и несколькими раздробленными косточками, жалея, что не закончила еще и академию военной медицины – сейчас бы пригодилось! Кот потерял много крови, и честно говоря, она не понимала, как он до сих пор жив.
Медсестра Ирочка изо всех сил пыталась сдерживать слезы, но они все равно тонкими ниточками тянулись под стерильную маску.
– Не хлюпай носом, ты мне мешаешь! – сердито бросила ветврач, хотя и сама готова была разреветься.
Выбирая свою нелегкую профессию, она готовилась к тому, что не всегда сможет помочь четырехлапым и хвостатым, попадающим к ней после немыслимых жизненных передряг. Но каждый раз, когда это случалось, долго не могла прийти в себя, оставляя на операционном столе очередной кусочек своего сердца.
– Борись! Не сдавайся! Ты уже столько выдержал, потерпи еще чуть-чуть! – обращалась она к серо-белому коту, ловко орудуя инструментами и не замечая, что говорит вслух.
Коридор клиники мерил шагами охранник из Эрмитажа. Его предупредили, что операция будет долгой и о результатах лучше узнать по телефону, потому что маленького пациента все равно оставят на несколько дней в стационаре. Если все пройдет успешно…
Петрович любил животных, а к эрмикам вообще относился, как к коллегам. В шутку, конечно, хотя … тоже ведь сотрудники музея! Несмотря на невероятное их количество, он почти всех знал поименно. У каждого была своя история появления в дворцовом подвале, свой характер и повадки. Свой срок жизни…
За годы службы ему не раз приходилось со многими из них расставаться – кто-то обретал семью в ежегодный День эрмитажного кота, но бывало, что и погибал под колесами или в драке с окрестными собаками, да и нелюдей хватало…
Этот серо-белый у них всего-то один день, а уже прославился – и в вентиляцию непонятным образом попал, и «говорить» умеет, и ночной переполох в музее его лап дело, а теперь еще и эти загадочные ранения…
В общем, не смог Петрович просто так уйти из клиники. От переживаний за исход операции даже спать расхотелось, несмотря на суточное дежурство!
Наконец белая дверь открылась, и медсестра бережно вынесла сверток из бинтов, в котором музейный охранник с трудом узнал своего подопечного. Сейчас Брысь больше походил на напугавшую его египетскую мумию (до того как ее распеленали и положили в стеклянный ящик).
– Ну, как он? – волнуясь, спросил Петрович у вышедшей вслед за медсестрой Светланы Владимировны.
– Надо подождать. Сутки, может дольше. Организм у кота, судя по всему, крепкий, потому что раны получены много часов назад, к тому же он потерял много крови… Вообще, впервые вижу такую волю к жизни! Что же с ним все-таки произошло?
– Этот ребус мы, наверное, так и не разгадаем. Ребята из охраны залов рассказали, что сняли с него веревку, старинную да еще завязанную морским узлом, а за полчаса до этого они своими глазами видели его живым и здоровым! У нас там сегодня ночью вообще чертовщина какая-то творилась!
На входной двери звякнул колокольчик – принесли нового пациента, и ветврач переключилась на пострадавшую от колес автомобиля собачку. С подобными травмами ей приходилось сталкиваться каждый день.
Между тем Брысь, лежа в просторной клетке в стационарном отделении ветеринарной клиники и еще не отошедший от наркоза, видел сон:
Александр Второй – седовласый и в парадном мундире – поблагодарил его за службу и лично прикрепил к золотистому ошейнику медаль, на которой было выгравировано «1 Марта 1881». Такие же получили и Рыжий, и его приятель из сырной лавки. Правда, им пришлось цеплять награды прямо на шерсть.
Среди громко аплодирующих зрителей Брысь приметил толстого Варфоломея, хлопать ему мешала зажатая в лапах котлета. Растрелли и Эйнштейн, все еще похожие друг на друга и одновременно на Савельича, не только аплодировали, но и кричали: «Браво, Брысь!» Он хотел было объяснить им, что его давно зовут Ван Дейком, но Дворцовый этикет не позволял нарушать церемонию.
В первом ряду, рядом с Любочкой, стояла чета Трубецких. Дамы растроганно прижимали одной рукой кружевные платочки к глазам, а в другой – держали по собачьему поводку. Любочкин был прикреплен к ошейнику маленького Гусара, а княгини – к здоровенному ньюфаундленду Милорду. Щенок серого пуделя не мог устоять на месте и весело подпрыгивал, как резиновый мячик, а черный пожилой ньюф приветственно помахивал пушистым хвостом, что означало дружбу навек…
