Первый город – Лозанна, и первое разочарование. В телефонном справочнике всего десять банков. Банков, где каким-либо образом упоминалось имя «Энгельс» или на худой конец «Маркс», нет.
Мы зашли в первый банк. Попросили управляющего. Я улыбался, Мальвина сияла и хлопала ресницами, но управляющий был строг: никакой информацией о других частных банках он не владеет. Не владели информацией о частных банках клерки и управляющие других банков.
Встретились мы с адвокатом по частным вопросам мэтром Люсьенном. Он выразил готовность помочь нам купить или снять дом, выгодно вложить деньги. Он мог посоветовать частный банк, даже несколько банков, если мы хотим вложить деньги. Но вот банков, где владелец, существующий или исторический, Энгельс или Маркс, он не знает.
– Я, конечно, знаю кто такие Маркс и Энгельс, могу предположить, что их однофамильцы держат банк, но в Швейцарии так много банков, и они такие разные, что все упомнить нельзя.
– Стало быть, – невозмутимо спросила Мальвина, – не зная, в каком городе находится банк, мы не сможем его найти?
– Не зная, на какой улице находится банк, – уточнил мэтр Люсьенн.
– Но мы хотим вложить деньги именно в этот банк, – настаивал я.
– Вам надо определить условия, на которых вы хотели бы вложить деньги, а потом я вам смогу посоветовать специалиста, который вам порекомендует банк.
– Такое положение во всей Швейцарии? – спросил я.
– Да, – вздохнул мэтр Люсьенн. – Ничего не поделаешь, страна консервативна, а банковская тайна священна.
* * *
– Мы поедем дальше по маршруту парохода? – спросила Мальвина.
– Да. Хотя вероятность найти нужный банк равна нулю.
Так оно и оказалось. Мы доплыли сначала до Виве, потом до Монтрё, заходили в банки, листали телефонные книги. Потом Шийон, Вильнёв, Бувре и большой перегон до Сан-Женгольфа.
Мы сидели на палубе. Берег был совсем близко, за небольшой прибрежной полоской горы, высокие, некоторые покрыты снегом. На фоне гор выделялась одна, самая высокая.
– А ведь это может быть Монблан, самая высокая гора в Европе, – вздохнула Мальвина.
– Подплываем к Сан-Женгольфу, – объявили по радио.
Мальвина встала:
– Все прекрасно. Я жизнью довольна. Мне ничего другого не надо. Я счастлива. Я никогда не думала, что можно быть такой счастливой. Ну, если ты не скажешь, что ты тоже очень счастлив, я скину тебя в воду.
В воду меня не скинули. В Сан-Женгольфе не оказалось серьезных банков. В Эвиан мы вернулись на автобусе, всего за двадцать минут.
101. Ужасная тюрьма
Вечером мы сидели в ресторане, обсуждали перипетии прошедшего дня.
– Неудача там, где я не ожидала, – причитала Мальвина. – Что будем делать?
– Полетим в Милан.
И пояснил ничему не удивляющейся Мальвине:
– Там есть человек, который может вывести на людей, знакомых с системой банков в Швейцарии.
– Может быть, мы ему позвоним? – предложила Мальвина.
– Позвонить можно, но его вряд ли подзовут к телефону.
И не дожидаясь вопроса, пояснил:
– В Италии есть странный обычай: в тюрьмах, особенно в тюрьмах строгого режима, к телефону арестованных не подзывают. А миланская тюрьма Сгрена – это не карцер для нарушителей уличного движения.
– Ты уверен, что человек, который нам нужен, в тюрьме?
– По крайней мере два года назад он был в тюрьме.
– Но, может быть, за это время его выпустили?
– Вряд ли. За предумышленное убийство троих человек мало не дают.
– И что нам делать?
– Лететь в Милан и добиваться свидания.
– А свидание получить можно?
– Свидание дают только близким родственникам. И только по специальному списку.
– Нам нужно найти этих родственников?
– Боюсь, что найти их нелегко. Надо будет лететь в Сицилию, а там…
– И что делать?
– Будем пытаться получить свидание. Точнее, будешь добиваться ты.
Мальвина не удивилась, только спросила:
– Как?
– Скажем, что этот мерзавец тебя соблазнил, у тебя от него ребенок, и ты хочешь встретиться для того… для того, чтобы его простить.
– Поверят?
– Италия! Там чем неправдоподобнее и чувствительнее, тем больше шансов, что поверят. Завтра купим тебе черную кофту и платок.
– А кто я такая? Я ни слова по-итальянски.
– Ты простая крестьянка. А что касается «ни слова по-итальянски», то ты крестьянка португальская.
– Почему крестьянка? – Мальвина даже обиделась.
– Крестьяне немногословны, их словарный запас невелик. При твоем знании португальского как раз подойдет. Будешь говорить, что ты из маленького португальского городка Сан Бартоломеу. Если врешь, лучше иметь в виду что-нибудь реальное.
– Но Сан Бартоломеу в Бразилии.
– Ты думаешь, кто-нибудь это знает?! В тюрьме-то! По-португальски в Сан-Бартоломеу говорят? Говорят. Кстати, и океан там тот же, что в Португалии. Атлантический.
– Ну, не крестьянка, а что-нибудь посерьезнее, – Мальвина не могла смириться со снижением своего социального статуса.
– Да они и сами поймут, что ты не крестьянка.
– Ну и… – недоумевала Мальвина.
– Надо же им дать возможность показаться самим себе умными. Они потом в баре будут рассказывать друзьям: «Говорила, что крестьянка, но я-то понял». Главное – не социальный статус. Главное – внешность. И тоска в глазах. И не просто тоска, а тоска красивой женщины. Горе красивой женщины – самый надежный пробойный инструмент. И чем женщина красивее, тем инструмент безотказнее. И смена настроения. Это очень важно. Сначала смирение и слезы: «Я простила тебя!» Потом на высоких нотах: «Мерзавец, ты испортил жизнь, испортил жизнь не только мне, но и нашему малютке». И опять смена настроения: «Да, я плохая, я очень плохая». И побольше о младенце. «Он тебя будет любить. Он очень похож на тебя». Словом, главное, чтобы тюремщикам было чего рассказать вечером в баре.
– Как его зовут?
– Микеле. И фамилия Платини. Он почти Мишель Платини, но по-итальянски: Микеле Платини. У футболиста ударение по-французски на последнем слоге, а у него как у итальянца на предпоследнем.
На следующее утро таксист довез нас до Женевы.
Новенький, как с иголочки, почти игрушечный самолет за час доставил нас до еще недостроенного нового миланского аэропорта. В гостинице Мальвина надела черную в обтяжку блузку, отчего ее грудь для поклонников больших бюстов стала объектом насильственного притяжения. А необыкновенного зеленого цвета ультракороткая юбка могла довести до обморока любителей плотных женских ног. Закинутые на левое плечо волосы накрывала шляпа явно с чужой головы, взятая, как следовало догадаться, только для посещения тюрьмы. Я был в восторге:
