– Нет. Такого испуганного лица у меня не было.
– Может быть. Делаем скидку на эмоциональное восприятие художницы. Но испугался ты так, что потребовал немедленно отвезти тебя в Швейцарию, и по дороге боялся выходить из машины.
Она опять нажала мышку, и из принтера снова выскочил листок. Я сижу в машине, а Кики кормит меня сандвичем.
– В Женеве ты щедро расплатился с художницей. Даже очень щедро. Но, в конце концов, она оказывала тебе большие услуги. Всесторонние услуги.
«Постой… Постой… – промелькнуло в меня в голове. – Кики упустила мои прогулки по крыше. Ай да Кики! Умница».
– Ты сделал все, что мог, но твои начальники остались тобою недовольны, – продолжала Алис. – И через несколько недель ты снова объявился у нас. Та же мадмуазель Дижон взяла тебя в Сан Ремо, отвезла в Сет. Там ты встречался с Мишелем Леруа, и потом вы поехали в Париж.
Она нажала на мышку, и из принтера посыпались листки. Несколько рисунков. Монпелье, Сет, Париж. Но ресторана с Кузякиным не было.
– В Париже ты провел час в здании компартии. Там тебе дали адрес, по которому ты вышел на наркодилера, и тот назначил тебе встречу в Лионе. В Париже появилась еще одна дама. Снова могу отметить, что у тебя хороший вкус.
Она еще раз нажала на мышку, и появился листок с рисунком Аси.
– Хороший вкус, – повторила Алис. – Мы ее не нашли. Искали, но не нашли. Скорее всего, судя по ее внешности, это знакомая не имеет отношения к твоей профессиональной деятельности. Ну, а дальше поездка в Лион, убитый дилер и опять поспешное бегство. Первым же самолетом.
И снова появился рисунок. На этот раз я, согнувшись, бегу в сторону таможенного контроля.
– А теперь еще одна дама. Мадмуазель Алеида Брюне.
Алис вытащила рисунок, и я увидел аккуратно нарисованную Лиду в длинном платье, непонятно какого цвета.
Алис продолжала:
– На мой взгляд, такие не должны нравиться мужчинам. Но ты провел с ней ночь в Довиле. Ночь с таким пугалом. Она просто пугало.
– Чего не сделаешь ради выполнения задания!
– Мы догадывались, что она была твоей связной. Но она твердила: любовь – и ничего больше. Пришла к тебе в номер, провела с тобой ночь, утром простилась и больше тебя не видела. Мы ее допрашивали. Допрашивали с пристрастием. Таких мы допрашиваем с особым пристрастием. Но она твердила, что простилась с тобой утром и больше тебя не видела. Ты бы выдержал, если бы тебя допрашивали с пристрастием?
– Нет.
– И я нет. А она выдержала.
Спасибо, Червонная двойка. Я в тебе не ошибся. Спасибо!
– Вам тогда было легко. Коммунисты и левые никогда вас не выдавали. Они были такие, что любой допрос выдержат. Хорошо, что теперь таких нет.
Я вспомнил асиного менеджера и портрет Тореза.
– Ты права. Таких больше нет.
– И вот ты снова у нас. И снова начинаются трупы.
– Но я опять ни при чем.
– Зачем ты приехал?
– Начну с начала. В Бразилии лет двадцать назад русский химик синтезировал наркотик на базе бразильской травы «уту». Этот наркотик обладает особыми качествами, он подавляет волю, но сохраняет сознание.
Алис что-то прочла на мониторе:
– Как звали этого химика?
– Янаев.
– Ты был с ним знаком?
– Я видел его один раз. Потом он умер.
– А ты привычек не меняешь. Как только ты появляешься, ищи трупы.
– Мы тогда уничтожили лабораторию и все запасы этого наркотика. Но какое-то количество могло где-то остаться, скорее всего, в России, откуда этот Янаев.
– Как называется этот наркотик?
– «Мефистофель».
– Но это немецкое название.
– В России хорошо знают оперу Гуно.
– Ну да. И что дальше?
– Дальше к моему шефу попали фотографии, которые тебе известны, и он решил, что в этих оргиях не обошлось без наркотика.
– Скажи мне честно, тебе самому нравятся эти извращения?
– Нет. Впрочем, ты должна это знать.
– Убедил. Откуда у тебя эти фотографии не спрашиваю, не скажешь.
– Не скажу.
– Что дальше?
– Дальше я решил прилететь в Париж. Я был знаком с Тизанниковым. Здесь я узнал, что он умер и у меня теперь остается одна возможность что-нибудь узнать про наркотик. Поговорить с Лиз Морнингтауэр.
– И ты уверен, что она будет с тобой разговаривать?
– Уверен.
– Ты с ней был знаком?
– Увы!
– Бог мой, и с ней тоже! Она просто ужасна. Эта Алеида по сравнению с ней… – она с полминуты искала, с кем сравнить Лизу, потом остановилась, так и не найдя ничего подходящего. – Она просто ужасна!
– Я тебе выдам секрет. Вчера я был в «Олимпии» на концерте Франка Микаэля. У него есть замечательная песня.
Toutes, toutes, toutes les femmes sont belles.
Toutes, toutes au cœur ont une rose.
(Все женщины красивы.
У всех на сердце роза.)
– Ты вчера был в «Олимпии»?
– Да.
– Идиоты! Какие идиоты!
– Кто? – вежливо поинтересовался я.
– Они искали тебя в «Лидо». Проверили «Мулен Руж» и «Крези Хорс».
– А я был в «Олимпии».
– Конечно. Красивые женщины тебя не интересуют.
Так, значит, очаровательная Брижит подложила-таки мне жучок. И они дошли до Галери Лафайет. Я там сказал, что иду в «Лидо».
– Жалко, что ты была в Брюсселе, я бы тебя пригласил в «Олимпию».
– Я не была в Брюсселе. Я тебя обманула. Мы, женщины, очень лживы. Просто когда я узнала, что ты слишком долго оставался в отеле с этой Дюма…
– Где она, кстати?
– Я ее с утра отправила в Дувр.
– Но мы с ней говорили о делах.
– Я очень хорошо знаю мадам Дюма.
– Но мы действительно говорили о делах.
– Она за этим Тизанниковым следит давно. Он купил имение около Парижа. К нему приезжали дамы из России. Там устраивались оргии. Но никто не жаловался. Мы допросили нескольких участниц, и никто из них не высказал протеста. Потом примерно года полтора назад все кончилось. Мы бы про него забыли, если бы не его смерть.
– Он действительно умер от сердечного приступа?
– Так утверждает патологоанатом. Ты действительно хочешь встретиться с баронессой?
– Да.
– Заставить тебя мы не имеем права. Но если ты сам хочешь, мы тебе поможем. Сегодня ты отправишься в Тулузу и завтра утром попытаешься проникнуть к ней.
