– К чему такая спешность? Я бы хотел пригласить тебя в ресторан.
– Эта дама неожиданно приехала в Париж. Скорее всего, на похороны Тизанникова. Однако пробыла в Париже только один день и отправилась к себе в замок. У нас есть опасение, что она может в самое ближайшее время покинуть Францию. Надо попытаться поговорить с ней, пока она здесь.
Алис нажала на какие-то кнопки, поговорила с кем-то. В дверях появились два парня. Она показала им на меня:
– Это бразильский полицейский. Эжени. Фамилию я не смогу выговорить. Вы вместе с ним прямо сейчас отправитесь в Тулузу. Надо сделать все возможное, чтобы он проник в замок мадам, как там ее фамилия… словом, Элиз. Оплата гостиницы и ресторана за наш счет. Отправляйтесь прямо сейчас.
Дальше пошли распоряжения.
– Желаю тебе успеха, малыш.
Глава двадцать девятая
БАРОНЕССА МОРНИНГТАУЭР
144. Замок Лизы
Познакомились в машине.
– Меня зовут Рене.
– Меня Пьер.
– А я Эжен. Сегодня до Тулузы доедем?
– Доедем, – ответил Рене. Он сидел за рулем.
– Если не будем заезжать в каждую брассери, – уточнил Пьер. – Рене у нас большой поклонник пива. Мы его зовем Берю. Есть такой персонаж.
– Знаю.
Пьер удивился:
– Ты читал Сан-Антонио?
Сан-Антонио – герой популярных французских полицейских романов. Берю – постоянный персонаж этих романов, большой любитель пива.
– Читал.
– И всё понял? Я и то не всё понимаю.
– У меня есть словарь.
У меня действительно есть словарь Сан-Антонио.
Рене обернулся:
– Только вот Старика у нас нет. Есть Старуха.
Старик – это начальник Сан-Антонио.
– Осторожней. Мадам назвала Эжена «малыш», а для сынка он вроде староват. А ты следи за дорогой и не отвлекайся.
– У вас в Бразилии хорошее пиво?
– Хорошее.
– Но такого пива, как в брассери, куда мы сейчас заедем, нет.
Подрулили к одноэтажному строению позапрошлого века с вывеской «Всегда модерн».
– Шоп пресьон каждому, – распорядился Рене.
«Прессьон» – это бочковое пиво. А «шоп» – двухлитровая кружка.
– А правда, что в Бразилии все женщины ходят без бюстгальтера? – спросил Пьер.
– Не все. Но многие ходят.
– Даже на работу?
– И на работу тоже. И мало того, что без бюстгальтера, но еще вместо трусов у них… нить Ариадны. И знаете, что тогда хочется?
– Знаем, – дружно ответили мои спутники.
– Очень хочется холодного пива.
Ответом было дружное:
– Извращенец.
– Неправда. У нас все нормальные. Потому что у нас нет худых. Худых мужиков наши бабы в постель не пускают, и они не размножаются. А вот у вас худых мужиков много. Я с утра имел дело с одним таким в вашем отделе. Похож на мумию Рамзеса Второго, только не очень свежую. Помните, у Сан-Антонио: следователь был похож на бывшую в употреблении мумию и по воскресеньем подрабатывал в качестве фотомодели в археологическом журнале.
Сан-Антонио такого не говорил, но Карнье мне не понравился, и мне хотелось прилепить к нему кличку «momie occasion» (мумия, бывшая в употреблении).
– Это точно Карнье, – захохотал Пьер. – Momie occasion.
– Точно, Карнье, – подтвердил Рене.
– Похоже, что он. Пугал. Еще немного – и я бы признался, что прибыл во Францию для организации фермы по разведению динозавров.
Оба разом поставили кружки на стол.
– Каких динозавров?
– Самых разных. С хвостами и без хвостов. Худых надо удивлять. Никакой логикой их не проймешь. Логика – это для толстых. Не для Карнье.
Рене согласился:
– Это точно. Momie occasion. Обязательно расскажу Ани.
– Ани – это подруга Рене, – объяснил Пьер. – Правда, тоже немного худовата.
– Только спереди, – не согласился Рене. – Спереди биллиардный стол, это верно. Зато сзади тыловой аэродром для тяжелых бомбардировщиков. Одновременно можно принимать четыре самолета. А не заказать ли нам графин «бордо мезон»?
То есть домашнего бордо.
В Тулузу мы попали около двух ночи. Остановились в «Новотеле» на площади Вильямса. Решили не ужинать и сразу отправились по номерам.
– Выезд завтра в одиннадцать, – на правах Сан-Антонио распорядился Пьер.
* * *
Минут сорок ехали по девятой дороге, потом повернули на шестьдесят вторую. Где-то, не доезжая Ажена, возник Рене:
– Если по шопу прессьон? Я знаю, тут есть небольшой городок Лафокс. Отличное бочковое. Местный заводик.
– А зачем Эжену прессьон? – Пьер развел руками, что человеку за рулем не следовало бы делать. – Его в замке угостят бургундским 1989 года.
– При ее внешних данных лучше виски, и много.
– Страшна?
– Страшна. Но для дела приходится пренебрегать этим.
– Это верно. Такова наша служба. Но противно.
Пьер на несколько минут сосредоточился на дороге, потом вспомнил про Сан-Антонио:
– Сан-Антонио говорил, если закроешь глаза, то все они кажутся одинаковыми, и мисс Европа, и торговка рыбой. Только от одной пахнет черт знает какими кремами, а от другой приятным запахом свежей рыбы.
После Сан-Сельв повернули направо, попетляли по узким дорогам и минут через пять остановились около старинных ворот. В былые годы к этим воротам, скорее всего, прилагалась ограда, иначе зачем было ставить ворота. Ограды теперь не было, и возвышались они посреди дороги, как триумфальная арка. За воротами просматривался дом. Брижит назвала его замком, но, если это и замок, то не слишком средневековый.
Я проверил жучок в кармане куртки, спросил Пьера:
– Приемное устройство включил?
– Всё в порядке, можешь идти.
Я поднялся по избитым временем и отсутствием ремонта ступеням, нажал кнопку звонка. Через минуту на пороге появилось унылое существо с серой, морщинистой, изможденной невзгодами физиономией, одетое в сюртук времен Бальзака.
– Меня зовут Лонов. Эжен Лонов. Я хотел бы видеть мадам.
– Лонов. Эжен Лонов, – повторило существо и исчезло.
Я ждал и рассматривал дверь. Деревянная, по виду из хорошего дуба, широкая, для дам в платьях восемнадцатого века. А звонок маленький и ржавый.
Существо в сюртуке появилось снова:
