В кабинете начальника восседала полная дама и доканчивала толстый бутерброд.
– Тростников не приезжал?
Дама удостоила меня кивком, который должен был означать «нет». Потом, очевидно, сообразив, что имеет дело с серьезным человеком, спросила:
– Вы его дождетесь?
– Да.
– Это хорошо.
Дама встала, вопросительно посмотрела на меня:
– Вы говорите по-итальянски?
И, поняв по утвердительному кивку головой, что «говорю», обрадовалась:
– Тогда вы мне поможете. Поотвечайте по телефону.
Пока я размышлял, просьба это или просто констатация факта, дама направилась к двери:
– Я – на минутку.
У двери она остановилась и добавила:
– Вернусь минут через десять. Только не уходите.
«Ну и порядки здесь!» – разозлился я, неожиданно превратившийся в секретаршу, и с ненавистью посмотрел на телефон, который, как бы отвечая неприязнью на неприязнь, тут же затрезвонил.
Детский голос спрашивал, как можно записаться на курсы русского языка.
– Я сторож! – рявкнул я. – Позвоните через полчаса.
Потом какая-то дама поинтересовалась, можно ли поехать в Советский Союз с кошкой.
– Вам не нужно брать с собой кошку, – ответил я. – В Советском Союзе вы сможете взять кошку напрокат.
Обалдевшая дама замолчала, а я ей продиктовал телефон Интуриста. «Представляю себе, как среагируют в Интуристе!» – хмыкнул я про себя.
– Ну, Евгений Николаевич, вы уже совсем освоились? – услышал я веселый голос Тростникова, незаметно появившегося в комнате.
– Где бы нам с тобой потолковать?
– Есть тут маленький ресторанчик рядом. Очень любопытный.
Ресторан и правда был любопытный. В качестве основного блюда подавали семгу в малиновом сиропе. Я засомневался.
– Соглашайтесь, Евгений Николаевич. Не пожалеете. Белого местного?
Я согласился и на семгу в малиновом сиропе, и на «белое местное».
«Местное белое» белым назвать было трудно.
– Оно у вас зеленое! – удивился я.
– Так ведь и виноград зеленый, – весело отпарировал Володя.
Выпили первый бокал.
– Мне нужно прикрытие послезавтра. Время уточню.
Послезавтра я встречаюсь с агентом. Володя агента не знает, но в курсе, что обычно я встречаюсь с ним в кабинете доктора Лоретты Пирелли.
– Понял. В том же месте?
– Да. По обычному плану.
– Прикрытие организуем. Когда уточните время?
– Скорее всего, сегодня вечером.
– Позвоните в посольство и скажите, чтобы я заказал билет в Москву. Дату назовете на три дня после даты встречи.
– А время?
– Неважно. Мы все равно начнем прикрытие с утра. Если будет что-то не так, то, как обычно, мимо пройдет кто-нибудь из наших. Это означает…
– Что мне надо ехать в посольство. Потому что у меня скоропостижно скончался отец, который умер десять лет назад.
Тростников засмеялся.
– А за Пирелли мы поглядываем. У нее поклонник завелся. На сером «Альфа-Ромео». Один раз даже машина оставалась на ночь у ее дома. Но вы не волнуйтесь, Евгений Николаевич. Ничего у него не получится.
– Почему?
– Агентурная работа у нас на высоте. Мы проследили, он болеет за «Лацио». А она… она ведь в компартии.
– Была.
– Неважно. Они все там болеют за «Рому». Знаете, как это в Риме важно.
Это я знал и поэтому, чтобы не наживать себе врагов, когда меня спрашивали, за какую команду болею, отвечал «Tifo Vincenza», болею за Винченцу. И что удивительно, все воспринимали это как должное.
– Ваш паспорт мы получили. Вам он нужен?
– Пока не знаю. На всякий случай проставьте вылет из Монреаля вчера и прилет в Рим сегодня.
– Будет сделано.
Принесли семгу. Чтобы угодить Володе, я принялся восхищаться. Он обрадовался:
– Вы первый, кому она понравилась.
– Теперь напомни, кого ты хочешь мне показать.
Резидентура нашла двоих, с которыми намеревались установить «особые» отношения. Колосов хотел, чтобы я с ними встретился и составил о них хотя бы поверхностное представление.
– Художник. Очень прогрессивных взглядов. И дама. Дура набитая. Левая до умопомрачения. Жена президента компании, выпускающей лазерные устройства.
– Когда я смогу на них посмотреть?
– Завтра.
Договорились, что завтра утром он заедет за мной.
– А теперь отвези меня в отель.
50. Дама и прогрессивный художник
Тростников заехал в одиннадцать часов.
– Сначала дама. Она сейчас на каком-то заседании в ФАО. Мы поедем к Читову. Он вас с ней познакомит.
Петр Христофорович Читов уже лет восемь без перерыва работал в ФАО, что в переводе на русский язык означает «Продовольственная и сельскохозяйственная организация ООН». В международные чиновники он попал случайно. В партком Московского пищевого института, где он преподавал без малого два десятка лет, пришла разнарядка на просмотр в ФАО. В тот год он оказался избранным в партком и, к его счастью, никто из партийного начальства желания уходить из института не выказал. Его и рекомендовали.
Тихий, незарывающийся, он трезво оценил свое положение в посольстве: регулярно приносил в резидентуру все интересное, что проходило через его руки, первые годы – до отмены приказа – безропотно отдавал в кассу посольства часть зарплаты, получаемой в ФАО, во всем соглашался не только с послом и резидентом, но и со всеми влиятельными дипломатами.
Настоящая фамилия его была Шитов. Но чиновник из Консульского отдела МИДа решил, что она неблагозвучна по-английски. И хотя в Италии мало кто догадался бы об этом, фамилию ему все-таки изменили. И в паспорте вместо положенного «Shitov» красовалось «Chitov». Это было и смешно, и даже обидно, потому что в посольстве его жену и дочку сразу стали звать «Читами», как легендарную обезьяну Тарзана. Но он молчал. А лет через пять так привык к новой фамилии, что уже во время отпуска в Москве сам себя называл Читовым.
Читов встретил меня у входа. Человек разумный, деликатный, он не стал расспрашивать о Москве, о семье, а сразу повел в зал заседаний. По дороге я рассказал ему о цели визита.
Мы прошли через большой холл, где на полу мозаикой (все-таки это Рим!) было написано Food and Agriculture Organization of the United Nations и поднялись в большую комнату.
Собрание уже закончилось, и заседавшие, в основном женщины, разбившись на группки, что-то продолжали обсуждать. Говорили тихо, не горячась.
