Зина молчала.
– Камеры не работают, – продолжала я, – система видеонаблюдения в доме квакнулась. Починят ее не раньше чем через несколько недель. Босс лишился глаз и ушей. Можно разговаривать спокойно.
Кухарка отшатнулась к стене.
– О! Вот почему Геннадий неожиданно прикатил и…
Зинаида испуганно замолчала.
– Не бойся, – прошептала я, – пока мониторы не работают, у нас есть уникальная возможность сбежать.
Повариха стояла молча.
– Поверь, я не засланный казачок, – продолжала я, – очень хочу смыться отсюда. Давай объединимся, вместе у нас больше шансов.
Зина подошла к двери, высунулась в коридор, потом села на табуретку.
– Ты про Надьку знаешь. Правду о ней босс никому не докладывает. Я ее случайно из-за воздуходувки услышала. А тебе Борис Валентинович рассказал, больше некому, значит, ты ему своя.
Я принялась с жаром отрицать свою связь с шефом.
– Нет, нет. Я случайно догадалась. Из-за туфель.
– Из-за туфель? – переспросила Зинаида.
Я вытянула вперед ногу.
– Прислуга носит черные лодочки с серебряными пряжками. Они у всех одинаковые, как и платья.
– Да, – согласилась Зина, – но стать близнецами не получается. В комплект одежды входят теплые брюки, свитер, куртка с капюшоном. Пуховик на синтепоне, морозов в Волчьей пасти я не помню, но с ноября по март здесь сыро, море же рядом, холод до костей пробирает, шуба очень нужна. Да кто ее даст? Еще платье есть, оно на мне, смотри, я на него повязала фартук высокий, с грудкой, у Лики другой передник, до талии только, Полина всегда халат набрасывает, на ферме грязно. И туфли одинаковые, у Польки они тоже есть, но работает она в сапогах. Шеф старается всех обезличить, но мы все равно внешне разные. Слава богу, Борис Валентинович к нарядам не придирается, нам оставили выбор.
– Меня интересуют исключительно туфли, – продолжала я, – другой обуви нет.
– Сапоги есть! – возразила Зинаида. – Их мы в холодное время года носим, еще деревянные башмаки. На вид они ужасные, а на самом деле удобные.
– Зина, – остановила я повариху, – времени мало, выслушай меня спокойно. Когда мы стояли на башне, на ногах Ферапонтовой были форменные лодочки с серебряными пряжками. Я хорошо их запомнила, потому что они похожи на модель моего любимого модельера. После того как Надя упала, Борис Валентинович велел мне посмотреть на труп. Пришлось взглянуть вниз. Лица женщины видно не было, в глаза бросились только ноги, которыми она зацепилась за выступ скалы, я различила тело и руки, они болтались в воздухе, волосы трепал ветер.
– Брр, – передернулась Зина.
– Одна туфелька слетела со ступни, – продолжала я, – она упала на плоский камень и была как на ладони. Обувь оказалась велика Наде, поэтому и случился конфуз, на лодочке была ЗОЛОТАЯ пряжка. И еще одна деталь. Обнаженная женская ножка вывернулась, ну совершенно не по-человечески, было заметно, что у нее на большом пальце ноготь покрыт лаком «бирюзовый металлик». У меня сразу возникли вопросы. Каким образом за одну секунду серебряная фурнитура превратилась в золотую? Где Надя ухитрилась найти самый модный лак этого сезона? Сомнительно, что у нее ванная набита косметикой.
– Да уж, – поморщилась повариха, – больше куска хозмыла тут не получишь. А ты глазастая! Любая баба на твоем месте ошалела бы и ничего не заметила.
– Случайно получилось, – улыбнулась я. – Сообразила, если не выполню приказ Эпохова, худо придется, собрала волю в кулак и вида не подала, что понимаю: нам показали спектакль «Смерть нераскаявшейся грешницы». Когда часть балюстрады опрокинулась, раздался скрежет. Мы все замерли, и секунд через двадцать звук повторился. Думаю, одновременно с обрушением части ограждения из-под балкона выехало нечто вроде площадки и открылся ход в особняк. Надежда сгруппировалась, оказалась на плато, вкатилась внутрь дома, выбросила вместо себя куклу и задвинула островок безопасности. «Игрушку», скорей всего, купили в сексшопе, там можно приобрести имитацию, которая даже при близком рассмотрении похожа на живую женщину. Правда, стоит она ого-го сколько, но Эпохов в расходах не стесняется. Манекен одели в форму прислуги, а вот с туфлями накосячили, они оказались велики и с золотыми пряжками, про педикюр резиновой красотки Борис Валентинович не подумал. Хозяин не дурак, но некоторые вещи просто не попадают в зону внимания мужчин. Еще я обратила внимание на нестыковку в словах босса. Нам сообщили, что прислуга состоит из искренне раскаявшихся грешников, кому после отбывания наказания некуда ехать. Добрый Борис Валентинович дает им работу и кров. Подчеркну, чтобы стать горничной, необходимо исправиться, это обязательное условие. Без признания своей вины и горячего желания стать нормальным человеком в Волчьей пасти никто не задержится. Ферапонтова была прислугой, но она категорически отвергала, что убила ребенка сестры, твердила: «Меня с кем-то перепутали».
Почему Борис сделал Надежду горничной? Она же нераскаявшаяся грешница! По какой причине он долгое время терпел в доме неуправляемую обжору, бабу с булимией, лентяйку? Нескладно, однако, получается. Эпохов при нас на все лады ругал неряху, но почему-то долго ее терпел. Мне это показалось странным. А уж когда я золотую пряжку и накрашенные ногти «убитой» увидела, в секунду поняла, что перед нами разыграли жестокий спектакль.
– Когда моя группа сюда приехала, Ферапонтову сожгли, – неожиданно сказала Зинаида, – на той же башне. На следующее утро после прибытия шеф нас на террасу отвел, речь про невозможность побега толкнул, про акул в море, медведей-волков в лесу напел и вызвал Надежду. Та давай бубнить, что ни в чем не виновата… Эпохов канистру схватил, плеснул на Ферапонтову бензин, спичку бросил и балюстраду опрокинул. Надька факелом вспыхнула и рухнула вниз. До сих пор мороз по коже пробирает, когда я ту сцену вспоминаю. Едва не умерла от страха, истерика у меня началась, я то рыдала, то хохотала. Поселили меня в пенале без окон. Зато там была вентиляция, она гудела самолетным мотором. Я к полуночи плакать перестала, хотела заснуть, но грохот мешал, решила поглядеть, нельзя ли вентилятор вырубить. Соорудила пирамиду из стола, стула, подтянулась, заглянула в воздуховод. А там в самом конце, может, метрах в ста, лопасти вертятся, к стене что-то вроде выключателя приделано. Короб вентиляции широкий, я тощая, но жилистая и цепкая, по трубе проползла, клавишей щелкнула, и… наступила блаженная тишина. Хотела в спальню вернуться, и тут голос женский раздался:
– Трюк с огнем дороже, чем обычное падение.
– С какой стати? – спросил Эпохов.
– Вы прайс видели, – продолжала баба.
Говорившие не предполагали, что их подслушать можно, беседовали откровенно. Я чуть не умерла, когда скумекала: слышу беседу босса и Ферапонтовой. Надежда – циркачка и каскадер, ее нанимают трюки исполнять! Я потом, когда вокруг дома походила, сообразила, почему их услышала. Вентиляция воздух прямо с улицы гонит, я жила в комнатенке, где центральная ее часть была. Когда я вентилятор остановила, грохот прекратился, тишина наступила, вот из кабинета босса звук и пошел. Как вспомню, какой дурой я была, так сразу потею! Шеф понятия не имел, что я его подслушать могу. Не дай бог догадался бы, что я в короб лазила! Не беседовали б мы с тобой сейчас.
