Собственно поединок на этом и закончился. А спустя пару часов Гарипов постучался к нам в дверь. Мы как раз собирались ужинать, вот я и пригласил его к столу. Отказываться замкомвзвода не стал, уселся вместе с нами, а вот после ужина попросил меня на пару слов.
— Извиниться хочу.
— Да ладно тебе.
— Нет, — качает головой кавказец. — Это я неправ был, прости. Не глянулся ты мне, честно говорю. Ничего не хочу сказать за то, как ты ребят наших учил, здесь правильно всё было. А вот на тебя когда посмотрел, колючий человек ты получаешься. Ежистый какой-то. Недобрым показался мне.
Только плечами осталось мне пожать. И что я мог ответить? Знаю, что характер далеко не сахарный, за спиной, говорят, каким только головорезом меня не кличут. И есть у людей для этого все основания. Как в бой иной раз ввязываюсь — как говорится, планка падает. Реально иногда не помню ничего. Потом уже ребята говорят... И порою такое!
— Ну... — развожу я руками, — ты может и не совсем неправ. Я действительно тот ещё перец. В бою берега не вижу.
— Так то с немцами, — неожиданно спокойно говорит Руслан. — С ними и я далеко не воспитатель детского сада. А у тебя иногда такое и к своим проявляется. Это мне и не глянулось. Оттого и на бой тебя вызвал. Я ж с кинжалом с детства, тут мне равных нет! Во всяком случае, раньше не было. Вот и решил тебя немножко на место поставить. Не обижайся.
— Да я и не обижаюсь.
— Нет, — не соглашается со мною собеседник. — Ты не понимаешь! Вот сошлись мы с тобой, ведь свои же все, да? А ты со мною, словно с фашистом себя ведёшь, вообще без... ну, как шофера говорят, без этих... без тормозов, во!
— Ну... — ещё не понимая, куда он клонит, соглашаюсь я.
— Вот! Так и надо, ведь в бою так же будет! Не станет немец никого жалеть!
Не могу с ним не согласиться, о чём и сообщаю. Руслан расплывается в улыбке, мол, он оказался-таки прав!
— Нельзя бойцам спуску давать! Даже на учениях — в бою-то ещё хуже будет! А я вот не понял тебя сразу... разозлился. Победить хотел!
— Почти смог. Без вывертов, серьезно, уж поверь! Ты тоже — тот ещё мастер, это сразу понятно.
— Э! — машет рукою темпераментный замкомвзвода. — Мастер буду, когда тебя поборю! Тогда — да!
Он уже совсем успокоился, его более ничего не гнетёт. Скинув с плеча вещмешок, распускает горловину и протягивает мне извлечённый оттуда сверток.
— Держи! Подарок это!
В развёрнутой тряпке обнаруживается кинжал. Характерный такой, типично кавказский, только не очень длинный, обычно они больше бывают.
— Деда это, — уже ниже тоном сообщает мне Гарипов. — В Дикой дивизии он воевал, при царе ещё! И до этого тоже... На фронт когда я уходил, отец дал. Как ты работаешь — не обычный нож иметь надо, не то! Такой вот кинжал — в самый раз! Пусть он тебе поможет, как и деду моему помог в своё время.
Фигасе мужик даёт! Для него такую штуку подарить... это тоже, знаете ли, жест! И что ответить? Не взять, когда он от всего сердца дарит — обида смертная!
— Обожди! — хлопаю его по плечу. — Минутку всего, лады?
Ну, положим, в минуту я не уложился.
— Вот! — протягиваю сверток Руслану. — Это от меня! Подарок! Негоже хорошего человека с пустыми руками провожать, а?
Там офицерский "Вальтер ППК" и две запасные обоймы. Неплохая машинка, откровенно говоря, для себя берег.
— Не смотри, что небольшой, бой у него — что надо! И негромкий...шапкой накроешь, совсем тихо будет. Опять же — веса почти не имеет, да и спрятать его легко.
Словом, расстались мы с ним очень даже на дружеской ноте.
А подарок оказался знатным! Острый и почти точняк в мою руку лёг. Представляю себе, что там гариповский дед им натворить успел. На рукоятке имелось одиннадцать точек — и если это то, что я думаю... дедок тоже, видать, тот ещё был головорез...
Организовав, как и просил ротный, чаю, я вышел из комнаты и присел на крыльце. Чем бы ни закончился разговор с этим приезжим штабным, а Горячев неминуемо дёрнет меня для постановки задачи. Так что уходить куда-нибудь не имело никакого смысла. Впрочем, командир окликнул меня гораздо раньше, чем я думал.
— Присаживайся, Максим, — кивнул он мне на табурет напротив себя. — Здесь у товарища капитана имеется ряд вопросов. И думаю я, что ты сможешь ему кое-что по этому поводу поведать.
Опустившись на табуретку, вопросительно гляжу на штабного.
— Вот в чём дело, товарищ старшина, — разворачивает он ко мне лежащую на столе карту, — вам вот в этом квадрате бывать приходилось когда-нибудь?
Смотрю на карту в то место, куда уткнулся капитанский карандаш. Не могу сказать, что местность эта мне хорошо знакома, но, надеюсь, некоторые нюансы я им прояснить смогу.
— Знакома, товарищ капитан. Не так чтобы очень, но как слепой кутёнок тыкаться там не буду.
— Что находится конкретно вот в этом квадрате?
— Постройки какие-то. Забор, вышки сторожевые я видел.
— Железная дорога там есть?
— Ветка подходит. И не узкоколейка, а вполне себе нормальная колея.
— Охрана?
— А бес его знает, товарищ капитан. Издали только пулемётчиков на вышках видно. А что там внутри творится — так про то никому не известно. Задания на разработку этого объекта у нас не было, вот мы и не лезли туда. Просто так вышло, что когда мы от фрицев отрывались, мы неподалёку от этих сараев как раз днёвку сделали. Аккурат под их пулемётами. Преследователи из леса выглянули, забор и вышки эти увидели, да и назад повернули. Решили, видать, что нет среди русских настолько сумасшедших, чтобы на охраняемый объект внаглую топать.
— То есть вы хотите сказать, — аж привстал со своего места штабной, — что целый день провели прямо у забора?
— Ну, не целый день, конечно. И не прямо у забора. Мы от опушки леса всего метров на пятьдесят отошли. Да и залегли там в траве. Ну, может, не пятьдесят, может, побольше чуток. Но до забора нам ещё метров двести как минимум оставалось.
— И что вы можете сказать про этот объект?
— Охрана там меняется раз в два часа. Во всяком случае, пулемётчики с вышек спускаются именно с таким интервалом. Патруль ходит вдоль забора по тропочке. Примерно один раз в час. Так особо больше ничего не могу рассказать. Что у них там за забором творится, с нашего места видно не было. Что-то там лязгает, гудит...
— А поезд на объект приходит?
— При нас два раза был паровоз, притаскивал несколько вагонов. И назад чего-то отвозил. Оживлённым я бы такое движение не назвал.
— В какое время он приходил?
— Утром около восьми и ближе к вечеру, часов в девять.
