– Стрельбище здесь у нас, бойцы тренируются, – сухим казенным голосом пояснил широконосый, показывая на ворота.
Они прошли на территорию какого-то непонятного лагеря. Контрольно-пропускной пункт, дорога, посыпанная щебнем, аккуратные бревенчатые строения, небольшая кирпичная котельная, плац для построения, спортивный городок… И никаких локальных зон, как это принято в колониях. Часовые на вышках стояли, но наблюдали они только за обстановкой снаружи.
– Здесь у нас казарма, спортзал, штаб, столовая, за кочегаркой баня, – по ходу движения говорил широконосый.
Людей Воркутай не видел. Возможно, им не разрешали выходить из казармы, чтобы они не «светились» перед ним. А может, все на стрельбище.
– И что это у вас тут за дела? – угрюмо спросил он.
– Учимся военному делу настоящим образом! – усмехнулся пацан. – Как завещал великий Ленин!
– Кому завещал?
– Ну, братве он вроде как не завещал. Но мы подмазались.
– Братве… – скривился Воркутай.
Не удалась ему презрительная улыбка. Как можно было презирать противника, который вывел подготовку своих бойцов на столь высокий уровень? Целый учебный лагерь у Матвея – со стрельбищем, со спортивным городком. Пацанов здесь не только тренируют, но и учат убивать. Возможно, на это дело их натаскивают реальные профи, которых не сложно нанять, если есть деньги. А с этим у Матвея вроде как без проблем…
За кочегаркой действительно размещалась баня – длинная, приземистая, из гладко оструганных бревен, под железной крышей. Из трубы дым валил, судя по запаху, березовые дрова жгли. А кочегарка на угле работала, дым черный, плотный. Вот и думай, что Воркутая ждет – баня с веничком или угольная печь в котельной. Топка там, по ходу, мощная, труп сжечь плевое дело. Может, кочегарку для того и поставили, чтобы «жмуров» сжигать?..
Его подвели к дому, который находился за баней. Бревенчатый дом, небольшой, но аккуратный, с резными ставенками. Высокий фундамент из крупных камней, открытая веранда с широкой лестницей.
На веранде стоял молодой мужчина – высокий, плотно сложенный, статный. Черты лица правильные, четкие, утонченные, вроде бы и не жесткие, но точно не мягкие. Взгляд улыбчивый, но лицо каменное, непроницаемое. Да и улыбка в глазах коварная, с хищным прицелом. Он был один, без охраны, но это его ничуть не смущало. Свитер на нем вязаный, рукава длинные – возможно, для того, чтобы в них легче было прятать нож или даже ствол…
Он неторопливо спустился с крыльца, сухо кивнул Воркутаю в знак приветствия и коротко сказал:
– Я – Матвей.
– Ты сам знаешь, кто я такой, – с достоинством ответил вор.
– Поговорим?
Воркутай кивнул.
– Твоих людей покормят, а мы с тобой сами, с глазу на глаз.
Матвей провел Воркутая в дом, пригласил за стол, на котором дымился самовар.
И дом простой, и обстановка в нем такая же – мебель новая, но чисто под старину. Сосной здесь пахло, сушеной травой и медом. На самоваре стоял большой заварник, на столе в стеклянных вазочках – сушки, пряники, конфеты, курага, в глиняных блюдцах – кусковой сахар, мед, варенья, сгущенка.
– Берлога твоя? – спросил Воркутай.
Матвей даже бровью не повел. И на вопрос не ответил. Он молча взял заварник, наполнил фарфоровые кружки – для себя и для гостя. Воркутай понял все и без слов. Не о том он разговор завел.
А заварка густая, темная, с янтарным отливом – чисто деготь. И запах настоящего индийского чая.
Матвей сел, отхлебнул из чашки, взял кусок сахара, сунул его в рот и легко расколол зубами напополам. Дескать, так он может и самого Воркутая раскусить… Вроде бы и понты, но ведь он действительно мог.
– За городом «смотреть» хочешь? – спросил он, без нажима глядя на вора.
Взгляд спокойный, но изучающий.
– Я в законе, я должен «смотреть».
– Времена какие-то не такие пошли. Смутные времена. Не приживаются «законники» в Красносибирске.
– Ничего, я приживусь! – жестко отрезал Воркутай.
– Ну, вор ты уважаемый… И сибирские зоны за тобой.
– Я прогон от бродяг жду.
– Будет прогон, – с покладистым видом кивнул Матвей, – я в этом не сомневаюсь.
– За мной воровская правда. А твой беспредел – дешевый валет. Сегодня твоя карта в козырях, а завтра она уже не пляшет…
– А где ты беспредел видишь? Что я сделал не так?
– Воровская кровь на твоих руках.
– Голубая кровь, – усмехнулся Матвей. – Раджин сам себя опустил, ты должен об этом знать.
– Какой он масти, должен решать сход.
– Какой сход? Он весь сход в расход вывел. Ты и это знаешь.
– А Евстигней?
– Евстигней неправильно себя повел. Ты правильно повел, ты встречу назначил, мы с тобой нормально говорим. А Евстигней меня из теплой постели выдернул, в холодную тайгу вывез, к медведю-прокурору. Разве так можно?
– Все равно, ты не мог с ним решать.
– Его убили. Как бешеную собаку, которая кидается на людей… С бешеными собаками только так, – пристально глядя Воркутаю в глаза, сказал Матвей. – По-другому с ними нельзя.
– Кто его убил?
– Его убили мои пацаны. Но его кровь на мне. Как есть, так и говорю.
– За такие дела спрашивают! – выпалил Воркутай.
Он попытался надавить на Матвея тяжелым напористым взглядом, но не получалось. Не по зубам ему был молодой самозванец, и это его бесило. Но из себя выходить никак нельзя. Бешеных собак отстреливают, и Матвей не шутил, когда это говорил.
– Я знаю. И все понимаю. Но что было, того уже не вернешь.
– Можно и вернуть, – сказал Воркутай.
Голос его прозвучал неуверенно. И не убедительно. Он сам это понял, но останавливаться уже нельзя.
– Ты можешь уехать отсюда. Исчезнуть, как будто тебя и не было. И никто, ничего…
– Не уеду я отсюда, – с серьезным видом покачал головой Матвей. – И не исчезну. Я душу в этот город вложил. Может, поэтому все и получилось.
– Что получилось?
– Город мой, то и получилось… А ты за моим городом «смотреть» хочешь. На правах законного вора. На правах, которые дали тебе сибирские воры… Я не против. Пусть будет так.
– Что будет так? – не понял Воркутай.
Матвей произвел на него сильное впечатление, он казался крепким орешком, который никаким словом не расколешь, а тут вдруг такой поворот. Хочешь – будь…
– Будет прогон – будешь на положении, – спокойно сказал Матвей. – Будешь «смотреть» за городом. Как законный вор.
– Это правильное решение, – выдавил из себя Воркутай.
