Да, скорее всего, он встретится с Ритой. Поговорит с ней…
Он представил этот момент. Она идет по улице, думая о чем-то своем, он вдруг появляется у нее на пути. Она красивая, вся из себя, он крутой, с охраной… Он мысленно протягивал к ней руку, когда дверь в купе вдруг резко открылась.
– На месте! Не двигаться! Работает ОМОН!
Ревущий голос и вид вооруженных спецов не вогнал его в ступор, Матвей вытащил ствол из-под подушки, но сильный удар в голову остановил его…
Живой коридор из солдат внутренней службы, оскорбительные окрики, лай овчарок… Из автозака нужно выскочить быстро и ловко: промедлишь или, что еще хуже, упадешь, узнаешь остроту собачьих зубов. И такое может случиться, если не повезет…
Однажды Матвей уже проходил через точно такой же коридор. И в том же месте. Ничего не изменилось за четыре года, разве что форма у ментов уже не та.
А ведь он знал, что когда-нибудь вернется в ту самую зону, из которой сбежал. Знал, но надеялся, что его минует чаша сия.
Он никому не говорил, что собирается в Москву. Даже Маркел об этом не знал. В Хабаровск ему нужно было, туда и он навострил лыжи… Только Ульян знал, куда едет Матвей. Заранее знал, потому что билеты на поезд выкупал. Даже телохранители узнали все в самый последний момент. Но Ульян сдать Матвея не мог…
Тогда кто? Юля?.. Она позвонила ему, когда поезд тронулся. Спросила, что у него там стучит. Спросила, куда он едет… Может, она видела, как Матвей садился в поезд. Он же не прятал лицо, когда шел через вокзал. А если она видела, в какой поезд он садился, то сказка про Хабаровск не проканала…
А Юля могла знать, что Матвей в бегах… Возможно, она всерьез думала, что Матвей мог лишить ее состояния, и упрятала его за решетку…
А может, и не Юля это…
Разберется Матвей. Если Маркел не выявит предателя, он сам вернется и разберется. А он вернется. Десять с половиной лет – это слишком много. А именно столько ему еще придется мотать. Три с половиной года за побег накинули. Незаконный ствол и подделку документов простили, а за побег впаяли. Плюс не отсиженный срок.
Попал Матвей. Конкретно попал.
Под Казанью его взяли, на чужой земле, пока Маркел узнал, пока меры принял, он уже и на этап ушел. Не тянули с ним, а смысл? И так все ясно. Влепили набавку, и в «столыпинский» вагон. И закрыли его там в специальном купе, чтобы весточку не смог подать, когда через Красносибирск шел. И ему никто ничего не смог передать.
Красносибирск остался в прошлом, а в настоящем – зона. И все мысли теперь о том, как «встать на лыжи». Не собирался Матвей засиживаться здесь. Дела у него, дела. Как там в Красносибирске? Система вроде бы отлажена, винтики подкручены, но вдруг кому-то захочется перевести стрелки под себя. Тот же Яша мог поднять волну. Вензель не прочь расшириться за счет других. У Воркутая амбиции. Пицунд опять же ножи точит…
Для вора тюрьма – дом родной, но Матвей здесь в гостях. В Красносибирск ему надо, к делам. А здесь он согласен на вторых ролях перетоптаться.
Не колотит он потны, не задирается с ментами. Надо спрыгнуть с подножки автозака – не вопрос. Бегом по живому коридору – нет проблем. Через шмон пройти – надо, так надо. Раз уж закрыли его здесь менты, то пусть и принимают на долгий постой. Понятно, что по-быстрому спрыгнуть не удастся, потерпеть придется…
В бане Матвей должен был сдать свою одежду и получить казенную. Знакомый процесс, однажды он уже через него проходил. И в этой самой бане. Прошел, встал под душ, уронил мыло, тогда и появился Губарь. Тогда и началось…
– Слышь, браток, ты надолго зачалился?
Матвей кисло посмотрел на мордастого крепыша в отглаженной робе. Лоб у него широкий, но низкий, с роговидными выступами над бровями. И смотрел он на Матвея, как будто собирался забодать его.
Чуть в стороне стоял еще один зэк, крупный, с массивной головой и бычьей шей. И непонятно, то ли с рогатым он заодно, то ли сам по себе добычу среди новеньких выискивает.
М‑да, еще до мыла не дошел, а уже началось.
– Десять в пике и девятка в бубне.
Десять лет с лишним ему положено, но девять лет из этого срока можно смело вычесть. Год-полтора отсидит Матвей, не больше. А то и раньше сдернет…
– Не понял, – нахмурился рогатый.
– Чего тебе нужно, непонятливый?
– Да вот куртец у тебя ничего. – Рогатый взялся пальцами за рукав его теплого кожаного полупальто.
Фирменный пошив, меховая подкладка, идеальный вариант под строгий костюм, который он собирался надеть в Москве. А в изолятор он отправился в спортивном костюме и куртку прихватил. Ее уже пытались «приватизировать», но Матвей не дал. В чем-то нужно было ехать в сибирскую зону.
– Я в курсе.
– У меня тут звонок скоро, мне прикид нужен, а у нас размерчики сходные.
– Куртку?
– Куртку.
– И все?
– И все.
Матвей кивнул, снял с вешалки куртку, отдал крепышу. Не нужен ему штатский клифт, он в казенном «на лыжи встанет». А если вдруг, то у него где-то на складе старая одежда должна быть. Во всяком случае, так можно было объяснить свою сговорчивость. Ну, если спросят.
– Ну, ты в натуре! – Зэк вроде бы обрадовался, но взгляд его при этом стал еще жестче.
Если Матвей так легко расстался с фарсовый курткой, значит, он лох, и с него нужно снимать до последнего. Логика железная.
– А костюмчик?
– Ты же сказал, все…
– Ну, сказал.
– Я не понял, ты что, не хозяин своему слову? – удивился Матвей.
– Да нет, я‑то как раз хозяин! – осклабился зэк. – Хочу – даю, хочу – забираю…
– «Баклан» ты, – презрительно скривился Матвей.
– Че?!
– В очо!
Матвей не настроен был на гладиаторские бои, он решил упростить программу – согнутыми в фалангах пальцами ударил рогатого по глазам. Со знанием дела ударил, точно и сильно. От дикой боли зэк сложился вдвое.
Матвей забрал у него куртку, но тут же отшвырнул ее от себя. На него с заточкой в руке бросился второй зэк, стоявший в стороне. Оказывается, он был заодно с рогатым. На него Матвей и швырнул куртку.
Здоровяк поймал куртку, отбросил ее в сторону, но прозевал удар с ноги. «Маваши-гэри» в живот остановил движение и позволил Матвею рубануть рукой в кадык.
Но не успел он расправится со вторым, как появился третий. Но это был мент, которого Матвей бить не собирался.
– Молотов?!
К нему шел прапорщик Елшин. Тот самый, который четыре года назад здесь, в этой бане, развел Матвея с Губарем. То самый – пузатый, краснощекий. Только не китель на нем, а камуфляж, но такой же мятый и неглаженый.
