Отец Браун кивнул, и Эйлмер продолжил:
– В случае со старшим братом я сначала не был уверен. Там, где его нашли застреленным, не осталось ни отпечатков ног, ни других следов. Пистолет лежал рядом с ним. Только как раз перед этим он получил письмо с угрозой – от нашего врага. Я знаю это точно, потому что на нем был знак – что-то наподобие кинжала с крыльями, один из его дьявольских каббалистических символов. К тому же одна служанка рассказывала, что видела, как в потемках вдоль ограды сада шло что-то темное и явно больше кошки. Я ничего не берусь утверждать. Все, что я могу сказать: если в саду орудовал убийца, он сумел не оставить ни единого следа. Но когда погиб мой второй брат, Стивен, все было иначе. И после этого я уже не сомневался. Та машина работала на открытых подмостках, под заводской трубой. Я сам поднимался на платформу за какую-то секунду до того, как он попал под железный молот, ударивший его по голове. Я не видел, чтобы что-нибудь другое ударило его, но я видел то, что видел.
Между мной и заводской трубой ветром нагнало большой клуб дыма, но через просвет сверху на трубе я заметил темную человеческую фигуру, одетую в черный плащ. Потом этот адский дым сгустился, а когда развеялся, я снова посмотрел на трубу, но там уже никого не было. Я человек рациональный и готов спросить любого другого рационального человека: как ему удалось забраться на эту высоченную, совершенно неприступную трубу? И как он слез с этакой высоты?
Он посмотрел на священника надменно-спокойным взглядом сфинкса, а потом, после недолгого молчания, отрывисто произнес:
– Мозг моего брата разлетелся по всем подмосткам, но тело его почти не пострадало. В кармане у него мы нашли письмо с угрозой, датированное предыдущим днем, и тоже с этим символом – летящим кинжалом.
– Я уверен, – с серьезным видом продолжил он, – что знак этот не случаен и имеет какой-то смысл. У этого страшного человека вообще не бывает ничего случайного. Он продумывает все, хотя планы его всегда темны, злокозненны. При этом в голове у него не только коварные планы, там тайные языки и символы, там магические пассы и бессловесные картины, обозначающие названия не имеющих имени вещей. Это человек самого гнусного сословия: он черный маг. Я не собираюсь делать вид, будто понимаю все, что означают его таинственные знаки, но они наверняка имеют какое-то отношение к тому страшному, даже невероятному, что творится с моей несчастной семьей, пока он вьется вокруг нее. Есть ли какая-то связь между символом летящего оружия и загадочной смертью Филиппа на собственном газоне, где нога убийцы не потревожила ни единой травинки, ни единой песчинки? Есть ли какая-то связь между окрыленным poignard
[43]
, летящим, как пущенная из лука стрела, и той темной, одетой в плащ для полетов фигурой, возникшей на краю огромной заводской трубы?
– Вы хотите сказать, – задумчиво произнес отец Браун, – что он может перемещаться по воздуху?
– Симон Волхв
[44]
умел это делать, – ответил он. – А в средние века очень часто предрекали, что явившийся на землю Антихрист будет уметь летать. Как бы то ни было, на документе изображен летящий кинжал, и вне зависимости от того, умеет он летать или не умеет, удар нанести он сумел.
– Вы не обратили внимания, на какой бумаге было написано письмо? – спросил отец Браун. – На обычной?
Лик сфинкса исказился кривой усмешкой.
– Можете сами посмотреть, – мрачно произнес он. – Дело в том, что сегодня утром и я получил такое письмо.
Он сидел, откинувшись на спину стула, вытянув длинные ноги из зеленого халата, который был ему немного коротковат, и уткнувшись бородатым подбородком в грудь. Не меняя позы, он засунул негнущуюся руку в глубокий карман халата, извлек оттуда и протянул бумажку. Он сидел, будто в оцепенении, как человек, разбитый параличом, но следующее замечание отца Брауна словно исцелило его от этого недуга.
Священник, близоруко щурясь, смотрел на протянутый листок. Это была необычная бумага, шершавая и с неровными полями, как будто вырванная из альбома для рисования. На ней красными чернилами толстыми линиями был нарисован кинжал с крыльями, чем-то напоминающий посох Гермеса, и начертаны слова: «Вы умрете завтра, так же как умерли ваши братья».
Отец Браун бросил лист на пол и сел прямо.
– Вам незачем забивать себе голову подобной ерундой, – категорическим тоном произнес он. – Эти дьяволы всегда пытаются сделать нас беспомощными, вселив в душу безысходность.
Тут, к его немалому удивлению, безвольно сидящий человек встрепенулся, словно пробудившись ото сна.
– Да-да, вы правы, правы! – оживился Эйлмер. – Эти дьяволы еще увидят, что я до сих пор не потерял надежды, и не такой уж я беспомощный! У меня, может, надежды и помощи больше, чем вам кажется.
Он встал, засунул руки в карманы и хмуро посмотрел на священника. Пока длилось напряженное молчание, у отца Брауна промелькнула мысль, не сказалось ли постоянное ощущение опасности на рассудке несчастного. Между тем, он снова заговорил как человек вполне здравомыслящий:
– Я уверен, братья погибли, потому что боролись не тем оружием. У Филиппа всегда был с собой револьвер, поэтому и смерть к нему пришла под видом самоубийства. Стивен находился под защитой полиции, но боялся показаться смешным. Он не мог, взбираясь по лестнице на леса, где собирался пробыть не больше пары секунд, тащить за собой полицейского. Они оба не отнеслись к опасности серьезно, странное пристрастие отца к мистицизму, которое появилось у него незадолго до смерти, вызывало у них только насмешку. Но я всегда знал, что они просто не понимали его. Отец, изучая магию, в конце концов пал перед силой черной магии. Черной магии этого негодяя Стрейка. А вот братья выбрали неправильную защиту. От черной магии материализм или житейская мудрость не спасут. Нет, от черной магии защищаться нужно белой магией.
– Это зависит от того, – вставил отец Браун, – что называть белой магией.
– Я говорю о серебряной магии, – понизив голос так, будто открывал большую тайну, произнес Эйлмер и, немного помолчав, добавил: – Вы знаете, что такое серебряная магия? Я сейчас.
Он повернулся, открыл дверь с красным стеклом и вышел в небольшой коридор за ней. Дом оказался меньше, чем предполагал Браун: коридорчик вел не к внутренним помещениям, а заканчивался дверью, выходящей в сад. Лишь в начале прохода была еще одна дверь, как догадался священник, в спальню хозяина, откуда тот и появился в одном халате. Кроме двери, с той стороны не было ничего, разве что обыкновенная стойка для одежды, завешанная самым обычным набором старых шляп и пальто. Зато у противоположной стены было кое-что поинтереснее: очень темный старинный дубовый буфет, оббитый потемневшим от времени серебром, над которым висело старинное оружие. Рядом с буфетом Арнольд Эйлмер и остановился, глядя на длинный старинный пистолет с раструбом на конце ствола.
