Данила все чаще отказывался от встреч с друзьями, замыкаясь в себе, и искал утешение в более и менее крепких напитках (после увольнения с телевидения он мог вести свободный образ жизни, перебиваясь случайными заработками на свадьбах). Иногда, вспоминая закон «жуткого дальнодействия», он пытался представить, чем сейчас занимается Алиса и что с ней. Даже оказавшись в противоположных концах вселенной, частицы не потеряют своей связи – при изменении или повреждении одной, с другой случится то же самое. И вот ему этой весной так паршиво, что хоть волком вой, но… Алисе тоже плохо. С ней происходит то же самое. Он это чувствовал физически.
Этой весной Алиса (со слов Алекса) была похожа на бледную, исхудавшую сомнамбулу. Весна для нее прорастала сомнениями и печалью – слишком много вопросов к себе и яростного недовольства собой. Ей вдруг стало казаться, что она проживает не свою жизнь, а чью-то другую, кем-то выбранную для нее, и эта жизнь – удобная, комфортная, но чужая. А она словно спит и никак не может проснуться.
Когда Алиса поделилась этим тревожным ощущением с Палной, та усмехнулась:
– Неужели? А вот у меня давно возникали такие подозрения в отношении тебя!
– И что же мне делать? – грустно спросила Алиса.
– Просыпаться! – протрубила Пална хриплым голосом. – И ничего не бояться! Просто представь, что ты хотела сделать всю жизнь, но не осмеливалась?! А теперь возьми и сделай это, черт возьми!
На следующий день Алиса осмелилась замахнуться на мечту – записалась на курсы актерского мастерства в театральной школе. Да, все, чего она хотела, о чем всегда мечтала – был театр. И жизнь без театра – была чужой.
Но вот что странно – спустя месяц, уже занимаясь любимым делом, Алиса по-прежнему не чувствовала себя счастливой. Ей даже легче не стало, напротив, стало сложнее, и сомнения никуда не делись, их разве что прибавилось. Теперь ее главные переживания были связаны с пониманием того, что хорошей актрисой, нет – гениальной такой, как ее бабушка – Александра Пална Смолина, ей никогда не стать, а тогда… в чем смысл? В театральной школе, как и на юридическом факультете, она чувствовала себя инородным телом.
Это было сложное время – метаний, поисков, вопросов, и каждый найденный ответ почему-то рождал новые вопросы. Теперь Алиса понимала, как права была Пална, сказав однажды, что самое сложное в жизни – угадать себя, до самого себя дорасти.
Она вся извелась – похудела, не спала по ночам. Алекс считал ее переживания неким капризом, блажью и обижался на то, что она «так мало внимания уделяет их отношениям»; а Алиса (хотя и мучаясь чувством вины) теперь воспринимала его обиды, их размолвки и самого Алекса тоже частью чьей-то чужой жизни.
Однажды возвращаясь с занятий, она остановилась на мосту и задумалась: «Да, вот Алекс… надо что-то решать, так больше не может продолжаться. Мы могли бы пожениться, и даже прожить вполне благополучную супружескую жизнь, как тысячи других пар, но будет ли это честно по отношению к нам обоим?!» Луч солнца осветил Тауэрский мост; Алиса выдохнула и – отпустила все сомнения в серую Темзу.
В тот же вечер она сказала Алексу, что им нужно расстаться.
Глава 9
В начале апреля Маша с головой ушла в работу, стараясь наверстать время, упущенное из-за болезни. Поэтому когда ей позвонила Инна и спросила, как она собирается отмечать грядущий день рождения, Маша даже не сразу поняла, о чем идет речь.
– А, да, у меня действительно скоро день рождения…
– Понятно! – хмыкнула Инна. – Ладно, Маня, организацию праздника я готова взять на себя.
Маша ужаснулась (никаких шумных праздников ей не хотелось) и предложила камерный вариант:
– Давай в этот день (будь он неладен! ненавижу свой день рождения!) я заеду к тебе в ресторан, посидим вдвоем, отведем душу?!
Так и решили.
Маше нравилось бывать здесь – ресторан оформили с большим вкусом, да и мастерство поваров (Инна рассказывала, как тщательно их отбирала) было выше всяких похвал.
В этот вечер Инна накрыла лучший столик. Цветы, шампанское, свечи, любимые Машины блюда. Маша растрогалась – в хлопотах подруги чувствовались искренняя любовь и забота. Инна призналась, что сначала думала заказать для именинницы торт своему кондитеру («он у нас для всяких звезд делает невероятные десерты»), но потом решила тряхнуть стариной; в этот момент официант торжественно принес огромное блюдо, на котором…
– Инкаа! Это же твой легендарный «Мишка на севере!» – прослезилась Маша. – Неужели сама пекла?
– А то! – рассмеялась Инна.
В середине вечера к ним вдруг подошел официант и что-то шепнул Инне. Та покачала головой:
– Ну, дела! Вот, скажи, Морозова, какой у тебя есть секрет, что все мужики сходят по тебе с ума?
– Да что такое? – удивилась Маша.
Официант поставил на стол шампанское.
– Вот! Знак внимания от того джентльмена! – Инна кивнула себе за плечо и многозначительно подмигнула Маше: – Между прочим, это самое дорогое шампанское в моем кабаке!
Она обернулась к сидящему за соседним столиком мужчине и улыбнулась:
– Мерси!
– А при чем здесь я? – удивилась Маша.
– Да он на тебя запал, – фыркнула Инна, – весь вечер с тебя глаз не сводит.
– Бред какой-то, – нахмурилась Маша и посмотрела в направлении, указанном Инной. Мужчина тут же выдал широкую улыбку, как бы подтверждая, что не прочь познакомиться.
– И что мне теперь делать? – усмехнулась Маша. – Как все это пошло!
– Пошло? – возмутилась Инна. – А женщине одной в ресторане сидеть – не пошло? Общество старой кошелки (спокойно, я про себя!) не в счет! Ну, поговорить-то ты с ним можешь? Чай, не рассыпешься, Морозова?
Поговорить можно. Поговорили. Оказалось, любитель красивых жестов – бизнесмен из Петербурга. Юрий. Сорок лет. Разведен. Манеры, образование. Собственный бизнес (средний, а может, и крупный – как посмотреть). Это все из Юрия за каких-то десять минут выудила Инна, как будто просветила его – подходит ли он ее подруге. Сочтя, что таки да – подходит, Инна удалилась. («Не буду мешать».)
Оставшись с Машей наедине, Юрий засыпал ее комплиментами, потом поинтересовался, что за торжество они с Инной отмечают.
– А у меня сегодня день рождения! – сказала Маша и добавила этак жестко, без предупреждения: – А лет мне, страшно сказать, сколько! – и назвала.
Но Юрий не показал виду, что испугался (сразу видно, интеллигентный человек!), и очень доброжелательно заметил, что ей больше двадцати пяти не дашь, ну, двадцать семь максимум! Невзирая на очевидную банальность фразы, Маше, конечно, захотелось в нее поверить.
Из ресторана они вышли вдвоем, сопровождаемые одобрительным (Маша так и чувствовала спинным мозгом) взглядом Инны.