– Слушай, Лялька, а давай смотаемся из дома, – предложил девочке Данила, – я покажу тебе Москву, Красную площадь?!
– С елкой? – уточила Ляля.
– А как же!
Когда они одевались, в прихожую выбежала Маша: «Вы куда?!»
– Мы наметили побег, – подмигнул сестре Данила, – вернемся к вечеру.
Маша опустилась перед Лялей на колени, обняла ее:
– Чтобы вечером были дома. Будем встречать Новый год!
Мечты бывают разные. К примеру, Маша мечтала о том, чтобы Андрей вернулся к ней, и ее мечта исполнилась. У Алисы была мечта – угадать себя и осуществиться, и, поставив последнюю точку в своей пьесе, она стала ближе к своей мечте; а девочка Ляля мечтала о чем-то большом и красивом, и, когда Данила показывал ей город, она все время улыбалась, потому что большая и красивая Москва была похожа на ее мечту. «Какая Москва хорошая!» – в итоге заключила Ляля. Красная площадь ей тоже понравилась, а также огромный магазин игрушек, где они с Данилой долго и увлеченно выбирали для нее подарки. А Даниле нравилось быть добрым волшебником – видя, как повеселела Ляля, он накупил для нее гору игрушек.
Выйдя из магазина, они побросали пакеты с игрушками в машину и зашли в кафе. После обеда Данила с Лялей отправились в парфюмерный магазин – выбирать новогодний подарок для Маши. «Маруся у нас барышня со вкусом, – вздохнул Данила, – мода, стиль, все дела! Купим не то – осерчает, так что, Лялька, помогай!» Ляля серьезно и сосредоточенно выбирала духи.
Потом гуляли по Арбату, разглядывали празднично украшенные витрины, считали новогодние елки.
– Устала? – спросил Данила девочку. – Может, поедем домой?
Ляля тряхнула помпоном на красной шапке:
– Неа. Давай дальше гулять!
«Что бы еще такое для нее придумать?» – задумался Данила и вдруг увидел театральную кассу.
– Ну-ка, идем!
О! Детский новогодний спектакль «Тридцать второе декабря»! – прочел Данила на афише.
– Дайте, пожалуйста, два билета. Желательно в первый ряд.
Сначала Данила смотрел не на сцену, а на Лялю – ее и без того огромные глаза в начале спектакля от удивления стали еще больше (вот оно – непосредственное детское восприятие!), но потом, услышав, что главную героиню пьесы зовут Алисой, он перевел взгляд на сцену.
Знакомый девичий голос заставил Данилу вздрогнуть, но он не сразу узнал Алису из-за грима (он даже с иронией подумал: «Ну вот, уже видения начались!»), и все-таки что-то заставило его раскрыть театральную программку, что им дали на входе. Данила просмотрел информацию о спектакле, прочел состав действующих лиц, занятых в постановке. Увидев, что роль кошки исполняет некая Алиса Снегирева, Данила улыбнулся:
– Эту самую Алису Снегиреву я ищу уже год. А она тут кошек играет!
В антракте Данила сказал своей спутнице:
– Ну, что, Лялька, идем знакомиться с кошкой?! Мне надо ей кое-что передать! – Он коснулся медальона Алисы, который всегда носил на шее.
– Идем! – обрадовалась Ляля.
Эпилог
Телефонный разговор с дочерью встревожил Ольгу Александровну Морозову. Даже не видя Машиного лица, по одной интонации ее голоса мать почувствовала, что у Маруси что-то там в Москве не складывается: «Маша, конечно, в этом никогда не признается, потому как очень гордая, но материнское сердце не обманешь! Вот и Новый год Маша будет встречать одна…» Словам дочери о том, что праздник она отметит с коллегами, Ольга Александровна ничуть не поверила – знаем мы этих коллег…
Ночь опустилась на Петербург, а мать не могла уснуть – мысли о дочери не шли из головы. Долго стояла она у окна в темноте, глядя на то, как снег укрывает Фонтанку.
К естественному беспокойству Ольги Александровны за дочь с некоторых пор прибавилось и чувство вины перед ней. В последнее время она часто вспоминала свой давний разговор с Машей. Дочь тогда спросила, как следует поступить замужней женщине, если она полюбит другого мужчину. И мать ответила ей, что нельзя разрушать семью из-за временного помрачения и минутного порыва. После ее слов у Маши словно погасли глаза.
Сейчас, спустя годы, Ольга Александровна винила себя в сухости и нелепом морализаторстве.
«Как бы там ни было – теперь уже ничего не исправишь», – вздохнула она.
В комнату заглянул Леонид Витальевич.
– Что ты, Оля, не спишь?
– Леня, мы должны поехать в Москву, – сказала Ольга Александровна.
– Когда? – спросил муж.
– Утром. Нам нужно успеть на Новый год. Маша там одна…
Ольга Александровна стояла у окна вагона. Колеса стучали, поезд подбрасывало. Мимо проносились заснеженные леса, деревни, реки и озера, скованные льдом – Россия большая, и всюду зима и снег…
Двери соседнего купе раскрылись, и в коридор вагона вышла женщина, в которой Ольга узнала свою любимую актрису – театральную легенду Петербурга – Александру Павловну Смолину. Знаменитая актриса подошла к соседнему окну и, о чем-то задумавшись, надолго возле него задержалась. Она не знала, не могла знать, что когда-то, много лет назад, ее талант помог женщине, что сейчас стояла неподалеку.
Тогда была осень – может быть, самая сложная в жизни Ольги Морозовой. Тридцатилетней Ольге вдруг стало казаться, что все в ее жизни идет не так – усталость, разочарование, опасные мысли (которыми, чего уж там, хотя бы раз болеет каждая женщина). Дескать, в юности она мечтала вовсе не о такой жизни, а теперь получается, что ее настоящую жизнь подменили на другую, в которой уже ничего интересного не случится; но главное – ее отношения с мужем «дали трещину». Как-то постепенно – от одной размолвки к другой – они с Леней стали как два острова. Каждый сам по себе.
В тот день они с Леней подали в загс заявление о разводе. Ольге казалось, что в ее жизни закончилось что-то большое и красивое, и это чувство горчило, как запах осенних листьев.
Днем, в институте, где тогда преподавала Ольга, к ней подошла ее коллега Галя: «Оль, сходи в театр, билет пропадает. Говорят, хороший спектакль о любви. Смолина играет на разрыв…»
Ольга засомневалась, но вечером все-таки пошла в театр, потому что не хотела идти домой – в напряженную, гнетущую тишину (теперь, возвращаясь с работы, Леня закрывался у себя в кабинете, а она – у себя в комнате, так и жили – не пересекаясь. Маша в то время жила у бабушки).
И вот, значит, театр. Полный зал. Занавес. О чем спектакль? Ах, да, о любви. Ольга проскучала первое действие, погрузившись в собственные горькие размышления о любви, но постепенно спектакль ее захватил; и даже не сама пьеса (в конце концов, классическая постановка известного произведения), а игра вот этой актрисы… Александра Смолина играла (правильно Галя сказала) – на разрыв.
Вот удивительно – откуда она столько знала о любви, о боли и горечи отвергнутой, уязвленной женщины, о разрывающей напополам страсти и огненной силе самоотречения в любви, о бесконечной женственной нежности, неизменно спасающей мир?! Ее финальный монолог о любви потряс зал, а когда Смолина замолчала, словно оборвав последнюю фразу, воцарилась тишина, которую какое-то время боялись нарушить даже ради аплодисментов.
