Кейт ничего не могла понять, пока Авигдор сам не объяснил ей, почему впредь не желает вести дела с Мистралем. Она возмутилась. Его не впустили в «Турелло»? Ну и что в этом такого?! Любой француз, давший приют еврею, рисковал своей жизнью, разве Авигдор об этом не знал? Ах, такой же прием был оказан Мистралем еще десяткам евреев. Ей в высшей степени наплевать на это. Хоть сотням, хоть тысячам.
Какое право имели они подвергать риску Жюльена, поинтересовалась она у Авигдора, сидевшего перед ней с красной ленточкой ордена Почетного легиона в петлице. Он не преминул сообщить ей, что это награда за активное участие в Сопротивлении. Кейт с гневом спросила, неужели с его точки зрения гений, подобный ее мужу, должен жить по тем же правилам, которые установил для себя Авигдор? Неужели он так мало знает о художниках после стольких лет работы с ними, что считает политику интересным для них предметом? Про себя она назвала Авигдора кретином и постаралась побыстрее о нем забыть. Свое дело он сделал.
Кейт вспомнила о своем разговоре с нотариусом, состоявшемся всего неделю назад. Для этого ей пришлось отправиться в Ниццу. В Фелисе был нотариус, но его жена была приятельницей Кейт. Могут пойти ненужные разговоры.
Собственно, визит не занял много времени, и ответы на ее вопросы оказались простыми. Нотариус заверил Кейт, что институт гражданского брака во Франции намного прочнее, чем в других странах. С 1866 года развод возможен только при наличии вины.
— При наличии вины? — переспросила Кейт, умело скрывая тревогу.
— Только после того, как будут представлены факты серьезного и неоднократного нарушения брачных обязательств, моя дорогая мадам, приведших к тому, что супружеская жизнь стала невыносимой. — Он явно наслаждался собственным красноречием и с удовольствием грассировал.
— Я не совсем понимаю вас, — забеспокоилась Кейт. — Означает ли это, что в том случае, если мой муж даст мне основания для развода, то я могу развестись с ним?
— Разумеется, мадам. Это вопрос времени и доказательств.
— Но если я не хочу с ним разводиться, несмотря на его вину?
— Тогда развод невозможен, — ответил нотариус.
— Даже в том случае, если муж сам захочет развода?
— Нет, мадам, без вашего согласия расторжение брака невозможно.
Кейт поблагодарила нотариуса, заплатила положенную сумму и отправилась в Фелис по длинной извилистой дороге мимо пустых зимних полей. Ей незачем волноваться, не нужно ничего предпринимать. Ее защищает столетний французский закон.
Интересно, а этот престарелый сумасброд, ее муж, знает об этом? Или он уже выяснил горькую правду у другого нотариуса? Кейт не собиралась ничего ему говорить. Пусть все узнает сам, пусть выяснит факты, и, может быть, тогда он начнет понимать, что впервые в жизни оказался бессильным что-либо изменить. Разумеется, сначала он не поверит, примется бушевать и все крушить, заявит, что ничто не помешает ему получить то, чего ему хочется, но… Кейт могла бы даже пожалеть его, если бы захотела. Но такого желания у нее не возникло. Мистраль наверняка забыл, каким безграничным терпением она обладает, и точно не помнит, что его жена никогда не сдается.
«Я не позволила тебе уйти, когда была молода, — размышляла Кейт, — когда я могла заполучить любого мужчину, которого хотела, когда могла выбирать собственное будущее. Но я выбрала тебя, Жюльен. Разве теперь, когда я посвятила всю мою жизнь твоей карьере, я отпущу тебя? Вряд ли ты напишешь мне и попросишь об этом. Ты слишком в себе уверен. Но как ты мог хотя бы на минуту поверить в то, что я отдам тебя этой распутной, наглой воровке? Неужели ты и в самом деле так плохо меня знаешь? Ты принадлежишь мне. Я владею тобой точно так же, как этими картинами. Я заплатила за них, у меня до сих пор сохранился чек, это моя собственность. И нравится тебе это или нет, но ты тоже моя собственность».
Мистраль резко отложил кисть и замер. Тедди мечтательно смотрела на лепной потолок, где среди цветочных гирлянд и бантов резвились купидоны, к которым она так привыкла за долгие часы позирования. Разве уже пришло время сделать перерыв? Ей казалось, что она только что улеглась на помост. Но вполне вероятно, что она задремала после необычно тяжелого второго завтрака. Мистраль подошел к ней, не отрывая взгляда от ее тела.
— Что случилось, дорогой мой? Только не говори мне, что я храпела.
Мистраль присел на корточки и пальцем провел линию по ее обнаженному телу от груди до живота.
— Нет, ты не храпела. Ты никогда не храпишь. Но ты изрядно поправилась.
— Я знаю. Это все от безделья и хорошей жизни. Скоро я составлю конкуренцию моделям Рубенса. Но мне все равно… А тебе?
— Я… Меня все устраивает, только…
В голосе Мистраля зазвучала легкая неуверенность. Возможно, ему на самом деле она нравится костлявой, такой, какой она была, когда работала манекенщицей. Возможно, ее новые округлые формы, так нравившиеся ей самой, не годились для его полотен. Французы всегда так беспокоятся о линии. Француженки, во всяком случае. Мистраль погладил ее налившиеся груди. Потом его руки спустились к талии. Тедди казалось, что он к чему-то прислушивается.
— Эй, что происходит? — рассмеялась она. — У тебя холодные руки.
— Ты беременна, — как будто не веря собственным словам, произнес Мистраль.
— Нет, что ты! — Тедди резко села, ее глаза в тревоге расширились.
— Ты беременна. Поверь мне, я знаю. — Мистраль уткнулся лицом в ее живот и принялся как безумный целовать белоснежную кожу. — Господи, ты даже не представляешь, как я счастлив!
— Жюльен, ты пугаешь меня! Откуда ты узнал?
— Ты думаешь, что это невозможно, Тедди?
— Нет! То есть… О нет! Это возможно. Черт, этого просто не может быть!
— Я прав, — торжествующе объявил Мистраль. — Я так и знал.
— Что же мне теперь делать! — Тедди схватила шаль и лихорадочно закуталась в нее.
— А зачем тебе что-то делать?
— Жюльен, ты же еще не развелся с женой!
— Тедди, я разведусь. Я клянусь тебе моей жизнью, моей любовью к тебе, моей работой; всем святым. Я получу развод! Особенно теперь, когда ты беременна. Когда Кейт узнает о ребенке, она поймет, что бессмысленно цепляться за меня. Я знаю, как она рассуждает, я знаю ход ее мыслей. Она просто еще ничего не поняла. Кейт никак не может взять в толк, что ты единственная женщина — единственный человек, — которую я любил и люблю в своей жизни. — Он встал и посмотрел вниз на Тедди, которая все так же куталась в шаль. — Меня самого это удивляет. Я благословляю каждый день, который провожу рядом с тобой. А когда мы станем семьей, когда я признаю ребенка в ратуше, когда об этом станет известно, гордость Кейт не позволит ей так это оставить… Она станет действовать, ради Надин, ради спасения собственного имени, чтобы люди не сплетничали. Да, я получу развод. Я убежден в этом.
— Знаешь, о чем ты мне сейчас напомнил? — с яростью поинтересовалась Тедди. — О племенах, где мужчины не считают возможным жениться на женщине до тех пор, пока она не забеременеет и не докажет, что не бесплодна. — Она заговорила громче. — Жюльен, ты говоришь обо мне, о Тедди Люнель! Это у меня будет незаконнорожденный ребенок. Ты будешь признавать его в городской ратуше?! Это же варварство! Я жительница Нью-Йорка, а не какая-нибудь крестьянка. Я зарабатываю три тысячи долларов в неделю! О Жюльен, ты просто не понимаешь! — Голос Тедди прервался, она замолчала и разрыдалась, цепляясь за него словно ребенок, чувствуя, как его руки обнимают ее все крепче и крепче.
