Ваш нежный рот – сплошное целованье!
М. Цветаева
…Нас – много. Мы не умеем считать, мы не знаем точно,
сколько нас, знаем только – много. Мы собраны сюда, в нашу темницу, из разных
мест, и сначала мы поглядывали друг на друга настороженно, надменно. Мы ведь
разные! Каждый из нас – сокровище сам по себе. Но сущность у нас одна –
сущность прозрачного сверкающего камня, из-за которого люди способны совершать
безумства.
Каждый из нас многое мог бы порассказать о своей судьбе!
Рассказать о тех руках, которые вынимали нас невзрачными, грязными,
бесформенными комочками из синей глины, счищали ее, прятали нас в самых
немыслимых местах, вынося из промерзлой тайги или вывозя из душных тропических
стран. Мы переходили из рук в руки. Нас разглядывали в лупу и на свет, нас
бросали на чашу весов, за нас отсчитывали золотые монеты и смятые ассигнации.
Лица мелькали над нами – бородатые лица мужиков и пиратов, сморщенные от
хитрости лица ювелиров, бледные от алчности лица дам и господ – тех, кто
покупал нас и продавал. Нас ограняли, обрамляли золотом или платиной, нас вдевали
в уши или нанизывали на пальцы, нас возлагали на головы или окружали нами шеи,
запястья, прикалывали к одежде в виде брошей или орденов. Рядом с нами меркли
все прочие камни, и мы с презрением взирали на разные там сапфиры и рубины, на
изумруды и топазы, которые люди по глупости своей пытались нам
противопоставить.
Тщетно! Они однообразны и унылы, они – только синие, только
красные, только зеленые, только желтые. Мы – о, мы… Мы воплощаем в себе
бесчисленность, бессчетность, бесконечность! Что может соперничать с нашей
невозмутимой сверкающей прозрачностью, с этой чистотой, в которой сосредоточено
все многообразие красок и цветов, с этим холодным сверканием, в котором таится
жаркая, живая, ослепительная игра солнечных лучей?
Ничто не сравнится с нами – и по красоте, и по умению
дурманить человеческие головы. Нас не раз обагряли кровью, однако мы остаемся
по-прежнему блистательно чисты и невозмутимы, осознавая свою царственную
сущность. Алмаз – император всех камней!
О, это воистину так. Мы знали, что мы – всемогущи. Ради
обладания нами люди предавали и убивали друг друга. Мы были для них превыше
всего! Но они напрасно думали, что обладают нами. Это мы, мы обладали ими! Одна
наша хозяйка, надевая нас и вертясь перед зеркалом, называла нас любимой игрушкой
красавиц. На самом же деле и красавцы, и красавицы, и уроды, и дурнушки
забавляли нас, были нашими игрушками. Мы делали с ними, что хотели. Мы вершили
их судьбы.
И вот однажды случилось нечто непонятное… Руки нашей
хозяйки, которые прежде касались нас так любовно, с таким восхищением, дрожали.
На нас капали ее слезы. Мы помним, как нас выламывали из наших насиженных,
привычных гнездышек-оправ, варварски, торопливо разрушая их. Потом нас ссыпали
вместе, в один мешочек, словно мы были какими-то пошлыми горошинами,
предназначенными для супа. Мы с возмущением терлись друг о дружку нашими
отшлифованными, виртуозно ограненными боками, мы ворчали, мы похвалялись друг
перед другом своими историями, мы кичились своей древностью и ценностью и
бранили людей, которые смеют обращаться с нами так небрежно, так неуважительно.
Мы помним, как нас куда-то несли… Потом раздались крики.
Что-то загрохотало. Потом настала тишина.
С той минуты про нас забыли… Мы лежали в тишине, в темноте,
медленно, но верно обрастая пылью и грязью. Мы ждали, когда за нами придут,
чтобы вернуть нам прежнее величие, подобающее нашему царственному сану. Мы
умеем ждать, ведь мы – порождение земли, мы столь же древние, как сама планета
наша. У каждого из нас позади – вечность и впереди – вечность, люди – это
ничтожные, мгновение живущие мошки по сравнению с нами. Однако люди нужны нам
для того, чтобы вернуть нам блеск, чтобы восторгаться нами! Мы тускнеем и
меркнем, когда на нас не смотрят восхищенные, алчные глаза людей!
Но мы знали, что наш час настанет, и терпеливо ждали. И вот
наконец-то нас нашли! Солнце заиграло в наших гранях. Мы увидели восхищение и
алчность в человеческих глазах. И мы снова ощутили себя властителями
человеческих судеб. Мы снова почувствовали, что правим миром!
* * *
Часом позже Фанни не обратила бы на него никакого внимания.
Часом позже она его просто не заметила бы в той суете, которая начинается в
Париже с семи утра и заканчивается около полуночи. И здесь, на мосту Пон-Неф,
тоже воцаряется жуткая суета. Автобусы, автомобили, пешеходы… Кому надо,
переходят или переезжают через Сену из правой части города в левую и наоборот;
кому надо, спешат на остров Сите или оттуда… А главное, с самого раннего утра
на парижских мостах начинают болтаться туристы. Туристы обожают парижские
мосты, особенно Пон-Неф! Впрочем, чего только не обожают эти самые туристы! Они
ретиво вползают на Монмартр, пыхтя и отдуваясь на крутых улочках и почти
вертикальных лесенках; слоняются в галереях Лувра; торчат на площади Конкорд,
пытаясь обрызгать себя и других водой из фонтанов; топчутся под Эйфелевой
башней, истово закидывая головы и рискуя переломить шею; кружат возле Нотр-Дам,
разглядывая горгульи-химеры… – ну и вообще кучкуются в тех местах, которые
считаются обязательными пунктами посещения для всякого уважающего (и даже не
уважающего себя) иноземного вояжера, наконец-то сподобившегося оказаться в
знаменитом Париже. Особенно много среди них почему-то японцев (такое ощущение,
что гораздо больше, чем в самой Японии!), которые (еще одно ощущение) не спят
ни днем, ни ночью и вечно обвешаны самой передовой видеотехникой в мире, а
также фирменными пакетами самых дорогих магазинов. Они не выпускают из рук
карты Парижа и посреди Елисейских Полей непременно пристанут к вам с вежливыми
поклонами и сдержанной мольбой указать, где здесь находится Мулен-Руж, на
бульваре Клиши они ищут Вандомскую колонну, а в Тюильри придирчиво вглядываются
в статуи, пытаясь выяснить, не эта ли нагая мраморная дама – бронзовый памятник
знаменитому Анри IV?.. Правда, Эйфелеву башню все туристы и даже японцы, как
правило, находят самостоятельно. Наверное, потому, что она видна практически
отовсюду, особенно с парижских мостов.
Ах да, так вот о мостах! Вернемся на один из них.
