Минутами Фанни не сомневалась, что догадка ее верна.
Минутами ужасалась этим мыслям и готова была проклинать себя за них. Как она
может так гнусно думать о Романе, считать его продажной тряпкой? Нет, он не
свяжется с Катрин, он ведь знает, какую боль эта тварь причинила Фанни. А Фанни
ему дорога, он сам говорил об этом!
«И ты верила его словам?..» – мелькнул неприятный вопрос.
Фанни прижала ко лбу стиснутые руки. Ее знобило: ведь она
здесь, на ветру, на сквозняке, топчется уже давно. Разболеется… Ну и что?
Разболеется, умрет – да какая разница, что с ней будет?! Если она потеряла
Романа… Она не спала ни одной минуты нынче ночью. Еще не рассвело, как она
помчалась на Пон-Неф, надеясь, что Роман придет… Ну да, на этом месте она почти
год караулила Лорана, а теперь его образ словно бы истаял в ее памяти, от него
и следа нет, теперь там властвует другой. Другого она мечтала, нет, жаждала
увидеть около знакомой каменной скамьи меж двух чугунных фонарей!
Разумеется, ни Романа, ни, само собой, Лорана она там не
обнаружила. А потому ринулась сюда, на рю де Прованс. И вот уже который час
торчит здесь. Дура, почему она не воспользовалась случаем и не проникла в дом,
когда кто-нибудь выходил из подъезда? Побоялась, что поднимется и не застанет
Романа дома. Побоялась, что встретится с его недоумевающей матерью: «Нет, я не
знаю, где мой сын. А кто вы такая? Ах, его подруга… А давно ли вы, дорогая
подруга моего сына, заглядывали в свой паспорт, в ту графу, где обозначен год
вашего рождения?»
Чепуха! Никаких выяснений отношений Фанни не боялась,
никакие оскорбления не имели для нее теперь значения. Она не входила в дом
потому, что оставляла себе надежду увидеть Романа выходящим из этой двери. Но
время шло, шло…
Впрочем, еще рано. Только половина девятого. Роман любит
долго спать, вот и сейчас он спит.
Где он спит? Совсем рядом, в убогой комнатенке под крышей,
на какой-нибудь раскладной кровати? Или далеко – на широченной постели Катрин,
под зеркальным потолком?
Ох, эта Катрин… Мещанка! Черное шелковое постельное белье,
зеркальный потолок, канделябры, достойные украшать коридоры Лувра… Проклятая
пустая кукла с убогими вкусами! Но такая роскошная, такая бесстыжая, такая
богатая!
Если это Катрин увезла Романа, Фанни убьет ее. Она на все
готова, только бы вернуть его, вернуть! Любой ценой! А если не удастся, она
убьет Катрин. Убьет Катрин и Романа. А потом себя! Нет, лучше с себя начать.
Тогда удастся освободиться сразу. Мучения сразу закончатся…
Фанни почти с ужасом обхватила руками плечи. Что с ней?
Стоит здесь, посреди улицы, пронизанной ветром, и жаждет смерти… Из-за чего?
Из-за кого? Да неужели это любовь? О да, только любовь (последняя любовь!)
способна подвести тебя к самому краю отчаяния и заставить балансировать над
бездной, ни о чем не жалея, ни на что не оборачиваясь, ни с чем не прощаясь –
глядя только вперед и вперед, видя перед собой только любимые глаза, которые
затмевают для тебя весь божий мир, и солнце, и светила…
А на что ей оглядываться? На прежнюю одинокую жизнь? Какое у
нее могло быть будущее без любви? Состариться и уподобиться тетушке Изабо,
которая по воскресеньям ходит в маленький парк для детей близ церкви Сен-Медар,
садится там на лавочку и принимает вид заботливой бабули, наблюдающей за своими
внуками? Надо видеть блаженное выражение ее лица! Все дети, которые катаются на
горках, бегают по садику, пинают мячи, лепят пироги из песка, – ее воображаемые
внуки. Она смеется, когда смеются они, она всплескивает руками и срывается со
скамейки, когда они падают, – но тотчас спохватывается и снова садится, сложив
на коленях руки…
А в жизни у нее одна только бестолковая Фанни, которой тоже
уготована та же участь – греться около чужого огня…
Да ради Господа Бога! Зачем такая жизнь, такая старость?
Зачем вообще – старость?! Умереть сейчас, пока на твое мертвое лицо еще можно
взглянуть с восхищением и сожалением: «Жалко, рано умерла. Еще молодая,
красивая…»
Почему Фанни не взяла сегодня с собой какой-нибудь нож? Или
бритву?.. Сейчас бы вскрыть себе вены, привалиться к стенке страхового
агентства «Кураж» и тихо истекать кровью, вспоминая глаза Романа, губы Романа и
напевая, как напевала не так давно ему:
Doucement, doucement,
Doucement s’en va le jour.
Doucement, doucement
А pas de velours.
Тишина, тишина,
Медленно уходит день.
Медленно, в тишине,
Как по бархату.
Шум улицы будто отсекло от Фанни, обморочная слабость
навалилась на нее, словно бы жизнь… ну да, словно бы не день, а сама жизнь
медленно уходила из нее – медленно, в тишине, как по бархату…
И вдруг разом, как если бы кто-то схватил за плечи и
встряхнул, она очнулась. По противоположному тротуару к дому номер три быстрым
шагом приближалась высокая женщина.
Узкие джинсы, простая бежевая куртка, темно-русые волосы
небрежно причесаны, лицо усталое, озабоченное. Носом уткнулась в большой шарф,
обмотанный вокруг шеи, руки зябко втянуты в рукава куртки. Громко стучат по
тротуару каблуки черных туфель.
Сначала Фанни, как в бреду, отметила, что у нее самой на
ногах точно такие же туфли из магазина «Минелли». Потом сообразила: да это же
она! Та самая женщина, которую Фанни видела наверху, – мать Романа, Эмма!
Странно, откуда это она возвращается так рано утром?
А впрочем – какая разница? Может быть, у нее ночная работа.
И не в этом сейчас дело!
Фанни ринулась через дорогу:
– Мадам! Одну минутку, мадам!
Женщина обернулась. На лице – безразлично-приветливое
выражение:
– Бонжур. Что вам угодно?
– Вы – мать Романа? – выпалила Фанни без раздумий.
Светлые глаза – кажется, серые, а может быть, и зеленые, а
впрочем, очень может статься, что и голубые, – изумленно расширились:
– Да. Извините, а вы кто?
– Я… – Фанни осеклась. – Неважно. Знакомая! То есть нет,
Роман подрабатывает в моем бистро. «Le Volontaire», знаете? Это здесь, за
углом. – Она неопределенно махнула рукой.
– Нет, не знаю, впервые слышу. – Глаза женщины холодны. – Он
у вас подрабатывает, вы говорите? И что? Вы хотели отдать ему жалованье? Очень
кстати, с деньгами у нас в последнее время плохо.
Ага! Хорошая подсказка!
– Я не взяла с собой, – быстро вывернулась Фанни. – Он сам
должен зайти за деньгами, ему нужно расписаться за получение чека…
