Вдвоем они – женщина и собака – вышли из подъезда, пересекли
бульвар. И тут, в маленькой блинной на углу, Эмма купила большой блин с мясом.
Дома, в Нижнем, купила бы какой-нибудь чебурек, но в Париже чебуреков днем с
огнем не найдешь. Разломила блин на маленькие кусочки, чтобы горячий фарш
быстрее остыл, и терпеливо ждала, пока собака поест, а сама рассеянно
посматривала по сторонам, радуясь тому, что в голове нет ни одной мысли, что
там блаженная, легкая пустота.
И вдруг… знакомая фигура!
Фанни.
Фанни идет к Арману!
Эмма перевела дыхание.
Уходя, она оставила дверь приоткрытой, чтобы остался шанс
какому-нибудь соседу заметить это, войти, обнаружить этих двоих. Чтобы он не
ждал долго…
Но что это произойдет так быстро, Эмма не рассчитывала.
А впрочем, все, что ни делается, к лучшему. Фанни его
найдет. И найдет рядом застрелившегося Армана. Страшная сцена! Почему-то эти
двое подрались, Роман ударил флика вазой, тот выстрелил, а потом сам
застрелился от ужаса, что совершил убийство. Ну, видимо, у бедного спившегося
Армана окончательно поехала крыша…
Бедная Фанни! Каким горем будет для нее увидеть мертвого
Романа! Ну, хоть кто-то поплачет над бедным мальчиком, над этой красивой
сломанной игрушкой…
Фанни и сообщит Эмме страшную весть… Конечно, ей будет легче
услышать это от Фанни, которая любила Романа.
Нет, не думать!
– Привет! – вкрадчиво сказал кто-то над ее ухом.
Обернулась… Илларионов!
– О! Ты! Так быстро?
– Ну да, удалось в момент обернуться. А ты что тут делаешь?
Собрала вещи?
– Знаешь, неохота возиться. В другой раз. Поехали лучше
домой. Только давай собаку возьмем с собой, а?
Илларионов вытаращил глаза:
– Собаку? Ну… давай! А как ее зовут?
– Представления не имею, – пожала плечами Эмма. – Мы можем
звать ее просто Шьен, Собака. Эй, Шьен! – крикнула она, устраиваясь на заднем
сиденье «Порше», и псина мигом вскочила следом.
О Таллеман де Рео, мир твоему праху и благоглупостям твоим!
– Домой, домой… – зевнул Илларионов. – При-едем и немного
поспим, ладно?
– Договорились. Ляжем спать, и я тебе песенку спою.
– Колыбельную? – обрадовался Илларионов. – Обожаю
колыбельные. Мне мама пела – я до сих пор помню:
Как у нашего кота
Колыбелька золота.
У дитяти моего
Есть получше его.
Знаешь ее?
– Конечно, знаю! Там дальше так:
Как у нашего кота
Периночка пухова,
У дитяти моего
Есть помягче его.
Илларионов ужасно трогательный. Вот уж правда – мужчина и
мальчишка в одном лице. Может быть, и правда у них что-нибудь получится. А если
нет – у Эммы есть страховка… Бриллианты Валерия Константинова лежат в сейфе
Лионского кредита. Их она пристроила туда чуть не в первый же день, как они с
Романом приехали в Париж.
Как у нашего кота
Занавесочка чиста.
У мово ли у дитяти
Есть почище его.
Да почище его,
Да покраше его,
Да покраше его,
Да получше его…
